«Что-то там с Люпусом? – думала она. – А вдруг он уже мертв?»
Мысль о том, что он пойдет на войну, причинила ей такую боль, от которой все ее тело словно онемело, хотя она с самого начала участвовала в боевых действиях. Теперь настала его очередь показать, на что он способен. Какое все-таки счастье, что они вновь нашли друг друга, пусть ненадолго. У ворот цитадели, перед выступлением Ночной Гвардии, их прощание было кратким – оба стеснялись других солдат, – но тогда ей почему-то казалось, что он вернется очень скоро.
А теперь… теперь ее охватили сомнения.
– Так ты поможешь нам или нет? – окликнул ее кто-то из культистов, отвлекая от мрачных мыслей.
Она вернулась к заваленному приспособлениями столу и сосредоточилась на том, чтобы найти способ помочь городу.
Драгуны двинулись вперед, выстроившись в одну линию.
Гвардейцы наблюдали за тем, как, не ломая строя, они поскакали на окунов, засевших на другом конце улицы, и как их лошади врезались в живую вражескую стену, после чего между ними и гвардейцами осталась лишь пустая мостовая, покрытая кровавым снегом.
Бринд мрачно смотрел, как сражаются драгуны в тесном городском пространстве. Лошади налетали на копья, окуны распарывали им животы своими клешнями, всадники валились на землю. Там они продолжали бой пешими, но их рубили на части. И все это время сверху продолжали сыпаться стрелы, избирательно истребляя врага.
Солдаты падали один за другим. Их строй редел прямо на глазах, однако небольшой группе драгун удалось пробиться сквозь вражеский заслон на ту сторону, где они исчезли из виду; оставалось лишь надеяться, что они уцелеют.
Короткая пауза дала возможность потрепанному противнику сомкнуть ряды. Теперь никто не стоял между захватчиками и ночными гвардейцами.
Отряд краснокожих румелей в серых доспехах мешкал в дальнем конце улицы, не решаясь приблизиться. Они чуяли запах магии, исходивший от гвардейцев. К ним подошли окуны и тут же образовали симметричную конфигурацию с такой пугающей скоростью, точно они были частями единого враждебного организма.
Бринд размышлял над тем, что за сознание объединяет их, а враги уже двигались на них, подняв мечи и синхронно печатая шаг.
Ночные гвардейцы ждали, но вот Бринд отдал короткий приказ, и его слова эхом заметались между пустыми домами.
Они неслись на врага, копыта их лошадей пожирали расстояние – сто ярдов, шестьдесят, тридцать, двадцать, – а в голове Бринда пульсировала одна мысль: «Не смотри на мертвых, только не смотри на мертвых». Когда гвардейцы врубились во вражеский строй, их лошади, став на дыбы, смяли копытами первую линию румелей. Тела трещали под их напором; головы лопались, ударяясь о мостовую, и тут под Бриндом соскользнуло седло, а его лошадь упала. Отчаянно барахтаясь на льду, животное все же смогло подняться и умчалось куда-то, где ему ничто не угрожало.
Тем временем ночные гвардейцы уже смешались с врагами, и слух Бринда наполнился страшным ревом, а по его руке скользнуло что-то острое, разрезав рукав и оставив тонкую струйку крови. Уверенный в своей магической защите, Бринд отскочил и сделал выпад мечом, а потом продолжал рубить и колоть вслепую, думая: «Черт, я же ничего не вижу».
От одного прикосновения его клинка доспехи окунов трескались, словно яичная скорлупа, направо и налево летели отрубленные чужие руки. Жуткие хари сменяли друг друга в прорезях его забрала, но среди них то и дело возникали лица румелей, очень похожих на тех, кого он знал в привычном ему мире, и от этого армия врага из абстрактной сделалась до боли конкретной. Он видел, что его противникам тоже страшно, замечал, когда их покидала надежда, но продолжал парировать сыпавшиеся на него со всех сторон удары и, привычно работая клинком – удар, поворот, блок, – вырвался из свалки.
Бринд ненадолго остановился, оценивая положение, после чего приказал своим людям сменить тактику. В ответ они окружили его конным строем и стали плотной группой пробиваться вперед. Избиение врага продолжалось, и командующий, наблюдая за этим, ощутил приток необходимого ему адреналина. Его обработанный культистами меч резал доспехи, словно масло. Клинок входил в мякоть, брызгала кровь, острие утыкалось в позвоночник, раздавался треск. Что-то пронеслось мимо: чужой меч свистнул у него над ухом. Поворот, его меч вошел в чужое тело, ему на руку выпали кишки.
Он чувствовал, как по его лицу вперемешку стекали собственный пот и чужая кровь.
Улица была завалена телами, отовсюду слышались стоны, лязг метала. Наступило всеобщее изнеможение.
Все двигалось и мелькало, трудно было сразу понять, что именно происходит, однако вскоре он разглядел, что находится в тылу сражения. Ничего, главное, что ушедшие вперед гвардейцы теснили врага стремительно и неумолимо. Они буквально разметали ряды окунов.
Тут подоспела поддержка с воздуха и осыпала захватчиков бренна-бомбами. У дальних строений послышались взрывы, вспыхнули яркие световые шары, взметнулись вверх языки пламени. В зоне падения снарядов он увидел множество обугленных вражеских тел.
Снайперы на крышах продолжали стрелять до тех пор, пока несколько сотен краснокожих румелей и окунов не полегли все до одного, но и потом всякого, кто еще подавал признаки жизни, настигала беспощадная стрела.
Бой отодвинулся дальше. Трупы неприятелей густо устилали землю. Ночные гвардейцы наконец остановили наступление и отошли. На освободившемся пространстве тут же соорудили баррикаду, и уже обычные солдаты кинулись к ней занимать позиции.
Внезапно наступила тишина. Буря миновала, и Бринд, тяжело дыша, упал на колени посреди обледеневшей улицы. Не ощущая никакой связи с тем, что
