– Значит, ты дэймос, – произнесла она с жесткой усмешкой. – Кто бы мог подумать?! Твои невинные глаза могут ввести в заблуждение кого угодно.
Потолок над головой ушел вверх. Круглые лампы превратились в мутные рыбьи глаза.
– Если бы мы были похожи на убийц и маньяков, госпожа Амина, нас бы переловили, не успели бы мы выйти из дома.
– Но ты замаскировался слишком хорошо. Настолько, что тебя не опознают даже свои. Может быть, это не прикрытие, а твоя основная суть?
– Ты знаешь, что такое перековка?
– Знаю. – Она скрестила руки на груди, и я заметил, как кончики ее пальцев отбивают на предплечьях легкую, нервную дробь.
– Не уверен. Иначе ты бы четко представляла, что я не могу вернуться к прежней жизни.
Амина молчала. Внимательно рассматривая меня. Настроение ее изменилось. Вместо ироничной снисходительности всколыхнулось резкое недовольство и нечто похожее на тревогу.
– Ты не понимаешь, с кем затеял игру, – сказала она тихо.
Да, я пока не представлял, кто передвигает фишки на этом поле, но мне бы очень хотелось узнать. И если задать правильное направление, Амина выведет меня в нужную сторону.
Мне всегда нравились опасные противостояния, в которых нужно получить от партнера как можно больше информации, действий, услуг, затратив минимальное количество собственных ресурсов. Как говорил Феликс, лучше спрашивать, чем отвечать, и обвинять, чем оправдываться.
– Я вижу, ты проверяешь меня, – продолжила женщина. – Пытался приблизиться, прикоснуться, смотрел, как я отреагирую…
Если бы я был крадущим, танатосом или мороком, она бы не общалась со мной так. Пятьдесят лет назад в моей работе требовалась поддержка Феликса, который хватал жертву, пока я отвлекал ее на краткое время. Теперь в одиночку я мог овладеть вниманием любого человека или сновидящего полностью.
Она молчала. Я видел, как хочется Амине быть откровеннее со мной. Осторожность ее подтаивала с каждой минутой моего ненавязчивого влияния. Я понравился ей.
– Ты морок?
– Искуситель.
Дочь Лонгина прикрыла глаза с ироничной усмешкой.
– Я могла бы догадаться и раньше. Редкий дар. Кто тебя учил?
– Тенебрис Мелисса, – произнес я без малейших колебаний. – Она сейчас в тюрьме для дэймосов.
В этом тоже было свое искусство – чередовать маленький фрагмент лжи со щедрой порцией правды.
– А ты вышел.
– Я согласился на перековку. Она – нет.
Амина уже знакомым мне жестом прикоснулась к шее под ухом.
– Он бьет тебя? – спросил я с мягким участием.
Она сузила глаза, глядя на меня с недоумением.
– Твой муж, – пояснил я.
Дочь дэймоса рассмеялась, запрокинув голову, весело, беззаботно, безудержно. Ничего общего с ее реальным придушенным смехом.
– Ты просто неподражаем в своих предположениях, – произнесла она наконец, отдышавшись. – Конечно нет. Он никогда не посмеет поднять на меня руку.
– Тогда кто оставил синяк на твоей шее?
Улыбка стерлась с ее губ, взгляд стал цепким и продирающим, словно колючая проволока.
– Я могу вернуть его, – сказала она с прежней жесткостью. – …Твой дар.
Я усмехнулся недоверчиво, хотя ее слова порядком удивили меня.
– До меня доходили слухи, что можно вылечить покалеченных, заблокированных, истощенных дэймосов. Но исцелить перекованного…
– Для меня это реально.
Значит, умения Лонгина перешли к ней.
Позже у меня будет возможность разобраться с тем, умеют ли все насылающие болезни отменять последствия перековки или только воспитанные в Александрии, рожденные в семье темных сновидящих во многих поколениях… Сейчас это не имело значения.
– Если ты способна исцелять дэймосов, почему не помогла своему отцу?
– Мне не удалось.
Раз Амина может устранить последствия перековки, означает ли это, что она сильнее Тайгера? А Нестор, заточивший Лонгина Сотера, был сильнее Амины? Интересная вырисовывается цепочка.
– Я застал его последние минуты жизни. Он говорил странные вещи.
