– Например? – спросила она с жадным любопытством.
– Называл себя богом.
По губам женщины вновь скользнула улыбка.
– А он не говорил, кто заточил его?
– Нет.
– Как ты проник в его мир?
– Ко мне в руки попал трофей. – Я коснулся своего уха, и ее темные глаза сузились. – Мне принес его один сновидящий. Тайгер. Тебе знакомо это имя?
– Знакомо, – процедила Амина.
– Попросил проверить. Я оказался в рассыпающемся мире снов и встретил там Лонгина.
– Тайгер настолько доверяет тебе, что дает подобные поручения?
– Он долго проверял меня. И убедился в моей полной покорности.
Жгучие глаза Амины не отпускали мой взгляд.
– Откуда мне знать, что главный охотник Полиса не следит сейчас за тобой и за мной. Откуда мне знать, что это не ловушка?
Я широко развел руки, словно приглашая ее в мои объятия.
– Проверь.
Ламия улыбнулась, а я ощутил настойчивое, неприятное прикосновение. Как будто кто-то провел по моему лицу чем-то холодным и липким. Тот же клейкий невидимый язык заполз под рубашку, ткнулся в шею и присосался к виску.
Она была очень внимательна и осторожна. Опытна и безжалостна. Я знал это, когда позволял ощупывать свое подсознание. Поэтому показывал только то, что дэймос должна была увидеть. Лицо Тайгера, мою боль и страх…
Сканирование продолжалось целую вечность, как мне показалось, и когда она выпустила меня, я ощущал слабую дезориентацию, а ламия чуть хмурилась.
– Брима Кора, – произнесла она задумчиво. – Я помню ее. Смутно.
– Она тоже надеялась на исцеление?
– Все на это рассчитывают. Но то был безнадежный случай. – Амина облизала губы, и от прикосновения ее быстрого языка они стали еще ярче. – А ты силен.
– Был. – Мой голос прозвучал глухо и устало.
– Даже сейчас, перекованный, ты умеешь то, на что многие мои слуги не способны. Но когда ты станешь собой прежним, все вернется.
Амина наслаждалась моим недоверием и пробуждающейся надеждой. Отчаянным желанием дэймоса получить прежнюю силу.
Никто из темных сновидящих не мог даже представить, что перекованный может не хотеть стать прежним. Вновь обрести власть над спящими, купаться во вседозволенности, подчинять и упиваться этим…
Я смотрел на Амину, почти не видя ее улыбающихся чувственных губ, насмешливых морщинок у глаз, проникающего взгляда, и думал. А действительно ли я так не хочу этого? Представилось на миг – если бы можно было все вернуть, вырезать те годы, когда я был лишен своих истинных возможностей… Я, правда, не желаю этого? Или все же где-то в глубине души шевельнулось острое и болезненное ожидание невозможного?
– Что ты хочешь взамен, брима Амина?
– Верного служения. – Она снова улыбнулась, показывая, что понимает, как напыщенно звучат ее слова. – Ты готов на это?
– Служения тебе? Или какой-то великой, далекой, непостижимой цели? Что я должен делать?
– Искушать, – ответила она, и я понял, что больше ничего не узнаю. – Так ты готов?
– Если ты сможешь исцелить меня.
– Безусловно. – Ламия поднялась и подошла вплотную ко мне. Я почувствовал все нюансы запаха ее благовоний. – Либо наша сделка состоится, либо ты умрешь.
– Когда ты планируешь начать?
– Сейчас. Если ты хочешь этого.
– Хочу.
– Будет больно.
Она опустила руку мне на плечо, и меня пронзило мгновенное, глубочайшее сожаление. Теперь можно было не притворяться хотя бы перед самим собой. Мой укрощенный, выжженный дэймос рвался на волю.
Я накрыл ладонь Амины своей ладонью, крепко сжал. Ее пальцы были обжигающе холодными, словно я держал ломкие сосульки, которые, прежде чем растаять, выморозят мою руку до костей.
