К полудню Маюни добыл шестерых еврашек и вернулся с ними к стоянке.
Устинья здесь тоже не скучала – найдя разобранную сеть и челнок, она неспешно заделывала дыры, увязывая нити в прямоугольники ячеек. Работа для казачки, сразу видно, была непривычной – однако двигалась. И если нити хватит – дня через три-четыре снасть будет готова, можно пользоваться.
– Ты уже вернулся, мой следопыт? – Девушка бросила свое рукоделье, обняла паренька за шею, поцеловала, потянула к чуму: – Пошли греться! Ты ведь, мыслю, замерз?
– Некогда отсиживаться, – снял сумку Маюни. – За дровами идти надобно, их в хозяйстве завсегда мало, сколь ни приноси. Ты пока тушки присоли и шкурки почисти. Рукавицы тебе шить будем. Бо без них здесь никак нельзя. В настоящий холод пальцы враз обморозятся.
– Ух ты, как много! – заглянула Устинья в сумку. – Всего за полдня! Да ты и вправду лучший охотник в мире!
– Я обещал тебе, Ус-нэ, – довольно улыбнулся паренек. – Со мной ты никогда не узнаешь голода. А как ловушки поставлю, так и вовсе ни в чем отказа не узнаешь!
Стремясь обустроиться как можно удобнее и не разочаровать своей Ус-нэ, Маюни сделал целых три ходки, каждый раз возвращаясь тяжело груженным сучьями или стволами сухостоя. Успокоился молодой шаман, лишь когда на берег окончательно опустилась ночь и в черных небесах заиграли высокие цветные всполохи. Он нырнул в жарко натопленный чум – Устинья, улыбаясь, помогла мужу раздеться, подала котелок с каким-то чуть кисловатым отваром. Не иначе, ягоды местные казачка отыскала. Потом подала нанизанные на прутья тушки, хорошо посоленные и усыпанные сверху пряными травами.
– Очистила я шкурки от мездры, – сев напротив за очагом, отчиталась жена. – Присолила. Токмо много ее уходит, соли-то. Кончится скоро.
– Ничего, Ус-нэ, – степенно ответил Маюни, поджимая ноги. – Море рядом, дрова, милостью богов, я отыщу, да-а… Варить соль станем, как казаки делают.
Костер уже прогорел, и паренек выложил ветки с тушками над красными углями. Почти сразу на мясе вскипел жир, закапал вниз, превращаясь в маленькие голубоватые вспышки.
– Как прошел день? – прерывая затянувшееся молчание, спросил следопыт. – Без меня ничего не случилось?
– Нет, – пожала плечами казачка. – Только олень с важенкой недалече ходили и на меня посматривали.
– Олень? С оленихой? – удивился Маюни. – Странно. Я не видел ничего. Надобно следы завтра посмотреть. Олень бы нам зело пригодился. Мясо, шкура большая, рога для наконечников. Копье сделать можно будет.
– Не трогай их, Маюни, – попросила Устинья. – Их жалко. Они такие все величавые, белые совсем. И веет от них чем-то… Приятным, душистым, ровно гречихой цветущей.
Молодой шаман замер, уставясь на подрумянившиеся тушки. Потом торопливо перевернул их и стремглав выскочил наружу, даже не набросив на плечи малицу, но прихватив висящий на одной из опорных жердин бубен. Осмотрел берег, шепча молитвы. Потом ударил в бубен. Бил в него снова и снова. Ничего не менялось. Тогда Маюни выхватил нож и занес было над плечом – но вдруг ощутил движение и в сотне шагов от себя увидел, как вышли прямо из темноты два ослепительно-белых на темном фоне красавца: могучий олень, выше человека ростом, с ветвистыми рогами, а рядом – стройная остромордая важенка без единого серого пятна. Парочка внимательно посмотрела на него, прямо в глаза, а потом отвернулась и пошла в темноту.
Маюни сглотнул и опустил бубен:
– Благодарю тебя, великий Хонт-Торум, благодарю тебя, лесная дева Мис-нэ…
– Ну что? – вышла следом Устинья, не поленившаяся накинуть кухлянку. – А-а, вон они, за лужей! Уходят.
– Ты их видишь? – настала очередь изумляться молодому шаману.
– Да… А что? – пожала плечами казачка.
– Духи тундры одобрили наш брак, милая Ус-нэ… Благословили быть вместе. Теперь у нас все будет хорошо. Теперь мы будем жить долго и счастливо, никогда не ссорясь.
– Здорово! – с улыбкой кивнула казачка. – Но я побегу кроликов спасать, пока не подгорели, ага?
Не дожидаясь ответа, Устинья нырнула обратно под полог чума.
Маюни, не чувствуя мороза, смотрел то вслед уходящим покровителям тундры, то на свой бубен, без помощи которого шаман был не в силах достучаться до мира духов. Устинья же, получается, – могла?!
Теперь могла – раньше Маюни ничего подобного за ней не замечал.
Похоже, путешествие в верхний мир, из которого он вымолил свою любимую, не прошло для девушки бесследно. Теперь она видела духов так же легко, как и обычных зверей или людей. И еще неведомо, какие иные способности открылись в его чудесной Ус-нэ?
Кроме того, что она научилась любить…
Маюни улыбнулся воспоминанию о минувших ночах и предвкушению грядущей, тихонько ударил в бубен, разгоняя возможные порчи и наветы, огляделся напоследок еще раз и ушел в чум.
Глава 3
Зима 1584 г. П-ов Ямал
