следом… да, она, Велька. Себя, со стороны глядя, мудрено бывает узнать, так что княженка не сразу и поняла, что это именно она. Смотрела на одежду, на косу, на лицо, определенно свое собственное, – и все это, получается, носит теперь кто-то другой… что-то другое, потому что – человек ли это хотя бы?..
Хоть бы Воевна догадалась, что ли, заговор прочитала на проявление сути, водой бы брызнула, чтобы морок спал, – это она сумеет, да, но не против сильного колдовства. А тут, должно быть, оно именно что сильное!
Да только с чего бы Вельку проверять, она ведь не из лесу пришла.
Как же близко они, крикнуть – сразу бы услыхали! А не крикнешь.
– Не увидят нас и не услышат, не старайся зря, – сказал злодей, – лучше погляди напоследок еще малость. Видишь, добрый я!
Яробран вот подошел, и Волкобой с ним, лизнул пес руку обманной княженке, та в ответ его погладила – точно как сама Велька сделала бы.
– И чего ты водишься с этим псом вонючим? – поинтересовался злодей этак буднично, и явное отвращение слышалось в его голосе. – Лучше бы парню какому улыбалась.
– Сам ты вонючий, не знаю, правда, кто, – не удержалась Велька, хотя врага, конечно, зря сердить не следовало бы.
Не в ее положении.
Злодей тихо рассмеялся.
– Учтивости тебя учить мне незачем. Не пригодится. И так сойдет.
Они разговаривали о чем-то, Яробран, Любица, Воевна, Горибор еще подошел. Обманная княженка только кивала и пса гладила. И верно, что она вместо Вельки сказать могла бы? Заговорит – ее и узнают, уж насторожатся во всяком случае. Но Волкобой-то, Волкобой… опять руку этой кукле лизнул. Его-то нюх хваленый собачий где?
– Что же он так? – прошептала она, и обидно стало страсть как, хотя теперь-то обижаться никак не время!
– Запах твой на ней, – со смешком пояснил злодей, – до утра продержится. Что, насмотрелась, арья, хватит? Пора нам, – и крепко обхватил ее обеими руками.
Запах ее, значит, на этой твари – как же можно так, где он раздобыл?..
Никогда еще Вельке не противостоял настоящий колдун. Прежде, дома, все волхвы и ведуны, с которыми встречалась, были к ней добры, ценили ее малый дар, помогали, советы давали добрые. И вот первый же враг оказался неизмеримо сильнее!
Дома она была внучкой волхвы Аленьи и дочерью князя Велеслава. А здесь она, выходит, ничто, искорка, которую любой прихлопнет… любой сильный.
Кто? Страшно было оглянуться и трудно, держал ведь он, пошевелиться не давал. Но надо было узнать, надо! Дернулась она, крутнулась в его руках, смогла взглянуть…
Конечно, он. Тот купец-оборотень. Касмет.
Волк.
Боги Светлые, да что же делать?!
Но, как ни странно, теперь, зная врага в лицо и по имени, Велька малость успокоилась, хотя до этого боялась именно Касмета больше всего на свете.
Его ореховые глаза щурились усмешкой:
– Звал ведь я тебя замуж? Вот и будет так.
Он отчего-то медлил, поглядывал вниз.
– Послушай, – опять решилась Велька, – я дочь князя Велеслава. Мой отец выкуп тебе даст за меня, какой пожелаешь. А мой свекор кариярский князь. Нужны тебе такие враги? Хочешь, я чем угодно поклянусь, что никому никогда не скажу… вот об этом. Отпусти только.
Касмет рассмеялся хрипло.
– Дочка Велеслава? У него не полный ли терем таких дочек, которые растрепами по торгу бегают? Не надоедай мне глупостями, девка. Хоть ты всех князей на свете дочка и внучка – мне этим только больше годишься. Поняла?
Вот и неправда, растрепой она не бегала…
Касмет опять стиснул ее крепче, что-то недовольно пробормотал. Велька увидела: по лагерю отрок, что за их с Чаяной лошадьми ходит, вел ее Званку. К той вел, к обманной княженке. Зачем?..
Кобыла вдруг забеспокоилась, ушами запрядала, на задние ноги приседать стала, а другая княженка назад отступила…
Велька, напротив, тут же схватила бы повод.
Заржала Званка громко, прянула в сторону, на дыбы поднялась, передними ногами забила – паренек аж прочь откатился, от копыт ее спасаясь. Весь лагерь от такого, наверное, подскочил разом, зашумели люди, забегали, а обманная княженка упала вдруг лицом вперед, на руки опершись, – и стала крупным волком. Немногие и сообразили сразу, откуда взялся зверь, визгом женским, криками, крепкой руганью наполнился лагерь, кто прочь бежал, но