– Погоди, Любушка. Он у меня обручье нынче попросил.
– Точно парень разумом скорбный! И что ты?.. – Любица схватила Вельку за руку, убедилась, что девичье обручье на месте.
– Я не дала. Не решаюсь я, Любушка. Люблю его, а через батюшкину волю переступить не могу. Я, сколько себя помню, только и слыхала, что мой первый долг – по родительской воле замуж выйти. Как же мне теперь иначе?
– И нельзя иначе! – Любица нахмурилась. – Это только на беду и тебе, и ему, и всем! Сразу говорю, все, что от меня зависит, сделаю, но не позволю.
Это Велька уже слыхала, и не раз. Это понятно. Венко вот иначе мыслит, и не сомневается даже.
– Мне еще что-то выбирать придется. Только не женихов, другое. Чтобы бегать кобылицей и летать серой утицей…
– Что?! – раскрыла глаза Любица. – Ты о чем это?
Велька только рассмеялась, хоть весело не было.
– Не знаю, Любушка. Узнаю, так расскажу.
Она вышла из шатра. Волкобой лежал рядом, у самой холщовой стены, сразу поднял голову и на нее поглядел. Она подошла, присела рядом, погладила пса.
– Никак, Волкобоюшка, наши секреты подслушивал? Ты хоть никаким татям не служишь?
Тот тявкнул и посмотрел обиженно. Велька рассмеялась и опять потрепала мохнатую шею, прижалась к ней щекой.
– Нет, ты меня не обманешь, я знаю. Тебе верю.
А сердце отчего-то сжалось. Выбирать, да… что – неизвестно, но скоро уже. Вот-вот. Хоть бы уже скорее, что ли?
Глава 17
Похищение
К вечеру доехали до реки. Широко она текла, неспешно, средь лесистых берегов, берега мост соединял хороший, широкий, из старых, потемневших бревен – видно, не срывало его каждым весенним половодьем.
Кариярцы разом повеселели. Боярин Мирята Веденич довольно бороду погладил, сказал, взглядом меряя путь вниз по склону до самого моста:
– Ну вот, уже и рукой подать до дома. Переправимся завтра, вдоль реки поедем по тому берегу, глядишь, ладьи встретим, что князюшка наш прислал. Я ему уж отправил весточку. Дальше по реке поедете, боярышни, на воде вас никакие лесованцы не достанут.
Боярыни переглядывались, довольно кивали – по-всему, новость была хорошая. Велька не радовалась, она по воде ездить никогда не любила, лучше уж верхом, по берегу, до самого Карияра. Но у нее не спросили.
Все равно, радоваться следовало: большая часть долгого пути осталась позади.
Княжич Яробран, остановивший своего коня рядом, приветливо улыбнулся Вельке.
– Просьба у меня к тебе есть, боярышня, уважь.
Велька против воли вздрогнула, ладонью обручье свое, из-под рукава выскользнувшее, закрыла.
Просьба – не обручье ли просить станет?..
Тут же спохватилась, покраснела густо. Яробран рассмеялся, как будто все понял. Хотя почему как будто? Не глупый он, конечно, понял.
Сказал мягко:
– Знаю, у тебя бальзам чудный есть, что раны затягивает. Давала ты нашему лекарю, да тот все уже истратил. Может, угостишь меня?
– Конечно, дам, – сказала она, – ты поранился?
– Не я, брат. Ириней. Ничего, поцарапался просто.
– Да как же? Мне бы посмотреть, – встревожилась Велька.
– Ничего страшного. Тебе его царапины лечить – только докука, и сестрица твоя… – он замолчал, улыбнулся.
Велька сердито сжала губы. Что за намеки? Нехорошо. Можно подумать, все глядят на них с Чаяной и сестриной ревностью забавляются. А рядом Велемил еще, ему-то как неприятно!
– Я посмотреть должна, а то мало ли, что за рана, упустим, нагноится еще, – сказала она упрямо. – Уже плохо заживает, раз про бальзам спрашиваешь? Вот покажете рану, и бальзам дам.
– А если у него рана в таком месте, какие девкам не показывают? – пошутил парень. – Только в смущенье брата введешь!
– Если бы он на ежика ненароком сел, я бы уж знала! – усмехнулась Велька. – Но он день верхом ехал, и хоть бы что!
– Ладно, убедила, придем вместе, полечишь. Может, и я на что пожалуюсь. Порешили, сестричка, – кивнул и в сторону отъехал.
– Сестричка?! – усмехаясь, повторила Любица, которая, конечно, тоже тут была. – Это как же понимать?
Возможную невесту сестричкой не величают.
Чаяна накануне уверенно заявила, что не иначе как Яробран попросит у Вельки обручье, и многие согласились, потому что немало внимания последние дни оказывал княженке именно он. Ириней тоже был теперь от Вельки поблизости, но держался более отчужденно. Любица стала было возражать, что и
