– Еще какое сильное!
Глаза к тьме ночной попривыкли, и Велька парня видела, узнавала, что он это и никто другой. Хотя не так уж надо было ей видеть его, все равно бы не спутала. Долгий тот день, вместе в Нави проведенный, оказывается, связал их так, что чужими им уже не стать. Да и не только тот день. Все мысли, сомнения, что тревожили, когда сила томила, улетели прочь, казалось теперь княженке, что Венко есть один на свете, только к нему сердце рвется, только он нужен, а княжичи… да при чем здесь княжичи, хоть кто из них?
– До Карияра, люба, уже и недолго осталось. Ты потерпи. Поберегись, слушайся своих боярынь, они все верно тебе говорят.
– Ты знаешь, что тут было у нас? Про татей лесных?
– А то. Знаю. Попадутся они мне еще, ответа спрошу, мало им не покажется. Обещаю тебе. То из-за крови твоей. Так что поберегись. Я тебе еще когда говорил, что ты арья, хоть и с мешаной кровью.
– А как понял? Это внешне разве видно? Разве я так от других девок отличаюсь?
– Нет. Внешне не видно. Обереги вот у тебя, по ним видно тому, кто знает. А я чувствую твою кровь. Запах слышу.
– Что?! Чувствуешь? Запах?..
– Что-что… потом расскажу.
– Опять потом?! Венко, скажи вот, а мы вправду были в Нави с тобой вместе? – забеспокоилась она вдруг. – Не одной мне все приснилось?
– Конечно, были. Волчицу из ямы доставали, она потом мышами нас одарила, котяра еще был зловредный. Такое приснится…
– Да, да, точно.
– Люба, Велюшка моя, может, отдашь уже мне обручье? – спросил он, слегка запнувшись.
Велька замерла, сердце ее удар пропустило.
Отдать ему обручье? Вопреки отцовской воле обручиться? Как же это…
Нет, не смела она. Все еще не смела.
– Прости, – шепнула она, – не могу. Что скажу?..
– Ладно, ладно. Не грусти. Все по-нашему будет.
– Оставайся с нами, – попросила она, – езжай с нами. Каждый день видеться станем. Я понять хочу… Я ведь тебя белым днем только в Нави и видела, – сказала и задрожала против воли, осознав, что сказала.
Хоть проявляющее суть заклинание раз за разом показывало, что Венко человек, простые рассуждения приводили к иному. Сколько раз они уже встречались, и всякий раз ночью!
– Пора мне возвращаться, люба, – с грустью сказал Венко. – Чего хотел, сделал – тебя вот повидал. Скоро уже нам не придется расставаться. Веришь?
Она кивнула. Он поцеловал ее на прощанье, долго и сладко.
– Ты побереги уж для меня свое обручье, – попросил он, улыбаясь, лаская ее взглядом, и она кивнула, обещая.
Он ушел, а она нырнула в шатер. Чуть не споткнулась о спящую челядинку, упала на свою постель, прислушалась. Тихо…
Нет, теперь уже не тихо. Шум вроде, голоса. Да что же это?..
Громкие голоса, и вроде зычный бас Горыныча был слышен. А потом наконец все стихло.
Велька опять подобралась тихонько к приоткрытому пологу, посидела, тревожась, пока не убедилась, что все в порядке. Это Горыныч, должно быть, дозоры обходил, да и заметил задремавшего кметя, за это наказание было неотвратимо. А дозоры их воевода всякий раз обходил перед рассветом, сам, не доверял помощникам.
Все же уснула Велька, и снилось ей не пойми что, но хорошее. Но не всем этой ночью снились светлые сны. Уже на рассвете Вирута, оказывается, переполошила всех, потому что выскочила из шатра и кинулась в лес, а кметю, что ее тут же изловил и понес обратно, вцепилась в волосы, твердя что-то про жар-птиц, которые все кружат, кружат, злые, и улетать не хотят. Велька про птиц услыхала утром, принялась расспрашивать, пока все не вызнала. Так, значит… жар-птицы…
Это ей вроде беду от птиц Даруна обещала, а вовсе не Вируте.
Вирута, завидев Вельку, забилась в угол повозки, как будто теперь и ее боялась, не только жар-птиц.
– Не тронь меня, княженка! Не губи…
– Да что ты, Рутушка? Как же я-то тебя трону? Тебе это сон приснился дурной. Будь здесь какие-то птицы, их бы видели, – принялась утешать Велька.
– Они кричали, княженка! А одна меня клюнула, – девка, видно, начисто забыла про то, что их княженку покуда надлежит величать боярышней.
– Да нет же, говорю, снилось то тебе…
– Нет, не снилось. Они красивые, если издалека, а вблизи с ними страшно, – бедняжка дрожала крупной дрожью.
Велька тем временем развела настойку, хотела напоить Вируту, но Любица забрала у нее ковшик, стала поить девку сама.
