Хорошо было тут, и люди эти, такие свои, родные, можно сказать, и выговор их родной, вериложский. И работа их понятная и знакомая – Велька раньше и сама переметы ставила, захотелось даже забрать сейчас у рыбаков сеть и самой закончить, вон там, внизу, еще зачинить немного надо…
Не стала она, конечно, мешаться, просто осталась рядом стоять – здесь не ее Синь-весь, навеки теперь оставленная…
А ведь один из парней – кто-то чужой, лицо незнакомое. А держится как свой.
– Ты кто же такой? – спросила она. – Я что-то не помню тебя.
Парень встревоженно дернулся, но ответил:
– Это же я, боярышня.
– Ты не узнала? – подхватил бородатый. – Вострец это, из моего десятка, ты и раньше его видала, неужто запамятовала? Вроде когда-то его и лечила еще, от грудной лихоманки[41].
Велька моргнула и узнала, вспомнила – точно, тот самый парень, приехал как-то зимой с князем на волчью охоту, да застуженный уже, пришлось снадобьем отпаивать.
И как же она сразу его не узнала?
А потому и не узнала, что поначалу глядело на нее другое лицо, похожее, да не то. А теперь вот то. Но…
Велька медлила, стояла и смотрела, пытаясь уразуметь, что же это такое получается, почему? Недолго, нет, только несколько раз сердце и успело стукнуть. И померкло вдруг все, пропало.
Очнулась она… и не сразу поняла, где находится. Шелохнуться было трудно. Стояла она меж деревьев, как будто туго спеленутая чем-то, и чьи-то руки ее держали, крепко.
Да что же за напасть?!
Трудно было виду не подать, что очнулась, она и старалась не шевельнуться и дышать осторожно. Напрасно, тот, кто держал, все равно заметил, что она в себя пришла, сжал, потряс.
– Эй, ты тут, невестушка моя? – голос тихий, чуть хриплый, незнакомый.
А может, и знакомый… немножко?
Вспомнила она зато, что было перед этим: кмети к рыбной ловле готовились, она с ними говорила, незнакомца увидала, который знакомым оказался… да нет, вот с ним и было что-то не так. И случилось это посреди их лагеря, она всего-то на десяток шагов от шатра своего отошла, где у входа Любица стояла, и люди, охранять ее готовые каждую минуту, были кругом. И светло теперь было так же, как тогда, значит, совсем немного времени прошло.
– Кто ты? – спросила она, получилось хрипло, как будто из застуженного горла.
– Для тебя разницы нет, – ответил голос, – хотя все узнаешь в свое время. И имя мое, и род мой. Тебе за меня замуж выходить.
– Нет! – крикнула она… вроде как крикнула – хрип невнятный лишь вырвался, – забилась в чужих, небережных руках… да как забьешься, если все тело сетью рыбацкой опутано.
Только крепче ее сжали, так, что и дышать стало невмочь.
– Голос у тебя мои пелены забрали, – пояснил похититель, – кричать станешь – и последний сорвешь.
Так, значит.
Ее невестой зовут, в жены взять хотят? И потому украли? Ее, вериложского князя дочку, кариярского князя почти невестку? Да что за безумие? Кому такое в голову взбредет?
– Пусти меня, прошу, – прохрипела она, – что тебе надобно, зачем я тебе? Лучше выкуп за меня возьми, большой… заплатят, не сомневайся! Пожалуйста.
Ее мучитель только негромко рассмеялся.
– Выкуп за тебя мне слишком дорого встанет. Да и не ради выкупа я тебя изловил, милая. Сама ты мне нужна, дороже серебра, и всего дороже.
И что-то не сомлело бы никакое девичье сердце от этого признания, наоборот, замерло бы в страхе. Потому что совсем другой смысл почудился Вельке в этих словах, не любовь, не страсть, другое что-то.
Силу позвать надо, пусть нахлынет, соберется, в руках хотя бы. С ней, с княженкой Вельей, справиться не так-то и легко!
Бесполезно, не приходила сила. Совсем не приходила. Не получалось ворожить.
– Видел я, ты глаза отводить умеешь, – сказал злодей, – так и я много чего умею, что тебе, полукровке, и не приснится. Некуда тебе теперь деваться, а станешь слушаться – всем будет хорошо. Поняла?
Опять она не поверила. Чтобы ей, да с этим – и хорошо?
Злодей ее одной рукой подхватил, и вдруг подпрыгнул, плавно так и мягко, и оказался на дереве. И это держа Вельку, которая, может, для девушки и не тяжела, но не пушинка ведь!
– Вот, смотри. Это чтобы ты поняла, что дурить не нужно, ничего не добьешься.
И она посмотрела. И увидела. Их лагерь увидела, где все было спокойно. Воевна за что-то распекала одну из челядинок, вот Любица к ней подошла, а
