решила, что Венко может сюда за ней явиться прямо теперь…
Что-то поняла она про него, тайное, скрытое, а Велька пока все понять не может, недогадливая!
Вот под чьими-то шагами скрипнуло крылечко, и открылась дверь, и высокая плечистая фигура выросла на пороге, и голос… чуть хриплый, но тот самый голос спросил:
– Пустишь, хозяйка?
– Заходи уж, сокол, – громко сказала Синява, – заждались тебя!
А у Вельки сорвалась с пальца нитка, и веретенце упало, стукнуло, покатилось, тогда гость и взглянул на нее, да вряд ли разглядел: она далеко от огня сидела, умелой пряхе свет без надобности. Синява понимающе хмыкнула, взяла свечу, поднесла ее ближе к девушке – вот теперь гость увидел ее и пошатнулся, за стену рукой схватился.
А потом он шагнул к ней, крепко стиснул в объятиях и выдохнул:
– Люба моя, да тебя ли я вижу?
– Венко, – всхлипнула она, уткнувшись лицом в его рубаху, старую и латаную, – а ты откуда тут? Ты человек или нет?
И он, запрокинув голову, раскатисто рассмеялся.
– Ты это, конечно ты!
Ему вторил смех Синявы:
– Вот и поздоровались!
Руки Венко прошлись по телу девушки, лаская, гладя, сдернули платок. И Велька услышала, как сердце его вроде остановилось, а потом гулко ударилось, и Венко даже застонал сквозь зубы.
– Вот же… Убью его…
Он взял в ладони Велькину голову, поднял, заглянул в лицо, которое она все норовила от него спрятать.
– Обидел он тебя? Не молчи…
Глаза у него были страшные.
Велька нерешительно мотнула головой – нет. Не обидел.
Он ее вроде как в жены взял, и – да, насильно, по обряду своему, и чуть не убил, а точнее, именно что убил, он ведь не мог знать, что она в огневку переродится. Но того, о чем, как поняла она, спрашивал Венко, Касмет не сделал. Она жена оборотню только по обряду, по чужому ей, лесованскому обряду.
Венко за руку взял ее и сначала на ощупь понял, а потом и взглянул, убеждаясь, что девичьего обручья нет.
Кто его знает, как он ее ответ воспринял и что подумал…
Совсем не так, видно, как следовало.
– Ты же не могла сама согласиться, Велюшка? Не могла?.. Как же – не обидел? – бормотал он, гладя ее по лицу, которое она опять норовила от него спрятать. – Зачем ты его выгораживаешь? Что, мил тебе стал?.. Да как же могло такое статься?.. Нет, я не верю. Убью его все равно, а там поглядим! Ну, скажи…
Велька молчала, только головой помотала отрицательно, а говорить что-то и не хотелось, и не моглось.
– Я смогу их догнать, след остался еще, – сказал Венко, – догоню, убью и вернусь. Потом и увидимся, и поговорим. Подожди меня. Здесь подождешь? – он отстранил от себя Вельку и смотрел с такой болью в глазах, что ей хотелось расплакаться. – Подождешь меня? – повторил он, – и все будет, как мы хотели…
– Вот дурень! И слушать надоело! – в сердцах, с едким смешком бросила Синява, которая стояла позади них и мяла в руках полотенце. – Глупый сын – все равно как нет сына, а глупого мужа и с доплатой не надо. Гони его, девонька, пока не поздно, чтобы потом слезы не лить! Один раз на мечи выскочил, вместо того чтобы головой подумать хоть малость, – обошлось, так нет, ему опять хочется! А чтобы осмотреться да понять, что хоть случилось, – нет, это для него слишком мудрено!
Венко обернулся к волхве, хмурясь:
– Что ты говоришь?
– А то и говорю, что ты слышишь. Не тронули ее оборотни, потому что для богини берегли, ей и подарили. А Касмет, Сараватов сын, ее женой назвал затем только, чтобы она ему послужила там, у богини. Тоже дурень. А она огненная волхвовка из сильного рода, ее кровь сколько ни разбавляй, все одно будет. Такие в огне не горят, а крылья свои огненные обретают, если девки, конечно. Вот она и обрела, потому что девка. Где оборотню в таких вещах разбираться? Жар-птицей она летала, пока я тебя, болезного, выхаживала. Услышал ты меня? Огневка она теперь, понял?
Парень во все глаза смотрел на волхву, которая была теперь похожа на рассерженную, шипящую гусыню, и явно сомневался в том, что слышал, – таким, видно, чудным это все казалось.
– Понял? – требовательно повторила Синява.
