и она в своей воле, лечить кого или не лечить, – удивлялись…
Княженкой ее не звали, звали кто боярыней, кто волхвой, кто красавицей, кто, шутя, сударыней, а кто-то – и вовсе матушкой. Красный, невдовий платок поверх стриженых волос, который заставляла повязывать Любица, без повоя и кики, и юное личико Вельки, которая казалась отчего-то теперь моложе и своих лет, и уж подавно сестриных, – все это сбивало с толку, непонятно было, кто же Велька такова и как с ней следует обращаться. В конце концов списали непонятки на чужие тут, вериложские обычаи. Велька никого не поправляла – кто знает, кем она вскоре окажется.
Удивительно, сколько не слишком заметных болячек нашлось у здоровых на вид людей! Ничего, справлялась потихоньку, это лучше, чем скучать да на берега смотреть.
К берегам иногда приставали, в местах, корабельщикам известных, свежей водой наполняли бочки, и дружина, сухим путем идущая, всякий раз оказывалась поблизости. А Велька, радуясь хоть малой возможности пройтись по твердой земле, от каждого шороха тревожно вздрагивала и оглядывалась, ожидая, что вот мелькнет в кустах мохнатая черная шкура.
Нет, не мелькала. Не возвращался Венко.
– Ты не тревожься, – как-то сказал ей брат, – он жив. У нас примета верная есть.
– Верная, говоришь? Какая же? – встрепенулась Велька.
– Вернее не бывает, – махнул рукой княжич и отошел.
Значит, не скажет.
Все четверо княжичей как раз собрались, вместе стояли, красивые, плечистые, ладные, и в который раз уже показалось Вельке, что представить среди них Венко можно было бы запросто. Как брата среди братьев. Но, ближе подойдя, вглядывалась она украдкой в их лица, ища черты Венко, и не находила.
Непонятно. Кажется, ни на кого из кариярских княжичей Венко особо не был похож. Ямочки на щеках, как у Горибора… бывшего Яробрана. Но мало ли у кого ямочки, разве это сходство?
Глаза… почти как у старшего, у Велемила, которого до сих пор еще все Горибором звали. Но если в дружине поискать, не у половины ли окажутся такие глаза?
Венко только на себя самого был похож, и ни с кем сравнить его Велька не могла.
Она стояла одна у самой воды, Любица ушла, Малка неподалеку присела на вымытую рекой корягу – одну княженку по-прежнему не оставляли, но и слишком трепетать за нее было уже вроде незачем.
– Все ли хорошо, Велеславна, все поздорову? – спросил тихо подошедший Яробран… который тут все еще Ириней.
– Да, княжич, хорошо. И тебе не хворать, – отозвалась она со спокойной улыбкой.
– А по имени назовешь… сестрица?
– Яробран Веренеич, – она глянула искоса, улыбнулась живее, – а тебе это имя куда как лучше подходит.
– Еще бы. Оно ведь мое. Своя шапка всегда лучше подходит, хоть чужая и краше. Да я и на свои шапки жаловаться не могу, – он тоже улыбался, и в глазах его были тепло и немного грусти. – Думал, для себя привезу тебя в Карияр, там узнаешь, как меня на самом деле надо звать, удивишься. А вышло… Жаль, что ты и моему деду не внучка. Была бы лучше мне сестрой, и тужить бы не о чем.
– А ты и не тужи, княжич. Скоро, должно быть, тоже свою судьбу найдешь. И точно ли я не внучка и твоему деду? Тут разобраться надо… – она лукаво улыбнулась.
– Разберемся, как же, – согласился княжич, засмеялся, – ведь и правда так может быть. Сестрица, значит – ладно, на том и порешим. Леля с Ладой сговорились надо мной пошутить, рассердил я их, видно.
Кивнула Велька и оглянулась, ощутив, что в бок будто кольнуло, – так и есть, опять Чаяна смотрит на них, издалека, но видно, что брови она изогнула горько, губы кривит, словно плакать собралась. Глянул туда и княжич, быстро отвернулся, нахмурился, во взгляде его одна темень только и осталась.
– А за него не волнуйся, – добавил, – жив он, примета есть.
– А какая? – опять спросила Велька, на ответ, впрочем, не рассчитывая.
– Верная, – ответил княжич так же, как до того брат, – до завтра. А завтра проплывем Плакун-камень, и… Но с ним все равно ничего не случится, – вот, выходит, этот немного больше сказал.
Велька за руку его поймала, не дала уйти.
– А что же, после Плакун-камня не будет верной ваша примета?
– Нет, не будет. Ну так что? Говорю же, вернется он! – сердито блеснул глазами княжич и руку вырвал.
Тем временем суета поднялась, челядинки забегали, Воевна появилась и повела Чаяну в лес, а за ними девки короб понесли – пути скоро конец, пришла пора возвращать невесту. Вернулась сестра из леса в другой одежде и пеленой покрытая. Больше она до Карияра, до обряда свадебного лица не откроет, и боярышней Белицей ее звать не будут, из леса пришла Чаяна Велеславна, вериложского князя Велеслава дочь. И когда опять поднялись все на корабли и продолжили путь, то корабль с рысью на носу гордо пошел впереди. Это правильно, он ведь вез в Карияр княжескую невесту.
