– Боярышня? А зачем ты тут?
– Милый мой! Ну, наконец-то! – сестра даже расплакалась от радости, поэтому не видела, какое недоумение стояло в глазах Иринея.
– Пойдем-ка, – Любица потянула Вельку за собой, – нечего нам тут, успеем еще поздороваться.
Так и не узнала Велька, что случилось между Иринеем и Чаяной, поговорили они о чем, нет ли. Но когда садились завтракать, Чаяна, молчаливая, села между Велькой и Воевной. Подошел Ириней, исхудавший и бледный, одетый по-княжески, со взглядом ясным, в котором никто уже не заметил бы непонимания или сомнений. Он поклонился сначала Воевне, потом Чаяне, снял обручье и положил его Чаяне на колени.
– Благодарю за честь, боярышня Белица. Да только знаю, что недостоин я. Выбери себе кого лучшего.
Чаяна молчала, глаз на Иринея не поднимала. Боярин Мирята руками развел, дескать, что же, что я могу поделать! Княжичи переглядывались.
– Недостоин, и ладно, – кивнул Горибор, – а лучшего поискать не такой и труд, не так ли, боярышня Белица? Вон нас еще сколько, окажи честь. А ты, братец, садись да поешь, дорога ждет дальняя, сил набирайся.
Беда ушла, гнев схлынул, и все тоже, видно, вспомнили, какая Чаяна дорогая невеста и что с ее отцом и дедом мир нужен и выгоды торговые, а гневаться да ссориться любой дурак может – дело нехитрое.
Чаяна хотела подняться со своего места, да Любица, позади вставшая, руки на ее плечи положив, удержала. Встала Воевна, поклонилась.
– И тебе, княжич, за честь спасибо. На наш товар купцов хватает, выберем и лучшего. Храни тебя Боги Светлые.
Нечасто Боги те видали, чтобы княжич княжне обручье возвращал. Нельзя сказать, что не бывало еще такого, дела ведь у князей, конечно, тоже по- всякому повернуться могут. Ну а здесь причина была понятна, многие этим утром гадали, что же дальше будет между княжичем и старшей невестой. Вот и выяснилось. А ведь за последние дни, на нее глядя, немало кто уже верил, что у них с Иринеем сладится. Нет ведь такой вины, которую простить нельзя. А у девки, как говорится, только волос долгий, а ум… Да зачем девке ум? Пусть отца да мужа слушает. А беда, что только показалась да мимо прошла, – это и не беда вовсе…
Ириней еще один поклон отвесил и отошел, на княжну больше не глядел. И та словно застыла, пошевелиться боялась.
Позор это был, вот так. Словно пощечина прилюдная, хоть слова говорились вежливые, как положено. И деваться некуда было, только снести и перетерпеть. Вельке сестру жаль было, только ничего ведь не поделаешь, кто знал, что Ириней и на малость разрыв отложить не захочет!
А если бы отложил, то что? Разве стал бы он кого слушать, да хоть бы и ее? Тем более ее. Венко об этом так сказал, будто хорошо Иринея знает. Он-то, кажется, не сомневался, а Велька тогда не поняла, не поверила.
Это было еще не все, потому что вдруг со своего места встал Велемил, и шум, уже малость поднявшийся над скатертями, сразу стих. Княжич Велемил тоже подошел и поклонился сначала Воевне, потом Чаяне. И не только Велька, наверное, поняла, что дальше будет.
– Может, я и не лучший купец, матушка, но не из худших, – обратился княжич к Воевне. – Сочтете ли меня достойным? Отдаст мне обручье боярышня Белица? – перевел он взор на Чаяну, и такая надежда, с любовью перемешанная, была в его глазах, что и Велька дышать перестала. – Будь моей, Белица, отдай обручье мне и никогда о том не пожалеешь, люблю тебя и всегда любить стану! Не первый я в Карияре, но и не последний!
Опять пришлось Воевне ответно кланяться.
– За честь благодарим, купец дорогой. Тебе боярышня потом ответит…
Но княжна решила на потом не откладывать, она сразу протянула Велемилу свое обручье, которое так и не успела еще вернуть на руку, сказала твердо:
– Возьми, княжич, и пусть обручье мое будет твоим, и я буду твоя.
Правда, на жениха нового при этом она и не взглянула. Бережно, словно не веря, взял Велемил обручье, надел, и рука у него задрожала.
– Вот и ладно, – вздохнула Воевна, которая уже не знала, радоваться ей или повременить с этим, – пусть помогают вам Боги Светлые, а Лада одарит любовью да радостью на много лет!
Тут и боярин Мирята спохватился наконец, принялся поздравлять, и воевода Горыныч его поддержал, и бочонок меда с воза сняли, заздравные чаши пустили по рукам. Велька тоже вслед за Любицей хлебнула из чаши малинового меда, сестру поздравила. Но не верилось ей пока, что есть с чем поздравлять! И Чаяна что-то счастьем не светится, и Велемил, хоть и рад, да отравлена его радость, понимает ведь, что невеста с горя ему обручье дала. А дальше что будет? Это Ладе ведомо.
Когда Велька поздравляла Велемила, и он ее в щеку поцеловал, мысль вроде мелькнула… может, и не ко времени?
Велемил в Карияре не первый и не последний. Не первый – то понятно, а вот который, не второй ли? По годам, говорили, он старший!
Тайну княжичей какая-то клятва хранит, а можно ли клятву обойти, если удастся правильно сложить вопрос?
Не получится – и пусть, никто ведь на том ничего не потеряет.
– Позволь, братец дорогой, тебя спросить кое о чем? – взяла Велька Велемила за рукав, хитро улыбнувшись.
– Отчего же, спрашивай, сестричка меньшая, – и впервые за утро Велемил тоже улыбнулся.
– Знаю я, что нельзя вам говорить, который из вас старший княжич. А скажи мне, пришлось ли тебе ваше родовое проклятье на себе испытать? Это можно спросить?
