закрутилось.
Мистер Бодро обратился к русскому:
– Господин капитан, сэр! Вас должны были предупредить насчет меня.
– Прошу прощения. Вы кто?
Ответил стоящий рядом Живчик:
– Тот самый китаец.
Бодро к этому времени уже стащил с головы свой парик, бывший, по сути, защитным шлемом от суггестии – вместе с бакенбардами и бородой.
– Я вам скажу как есть, сэр. – Капитан Пчела сделал каменное лицо. – Живчик меня предупредил насчет вас. Больше не предупреждал никто. Ни мое непосредственное начальство, ни прямое, ни Москва, ни Пекин. Для меня вы такой же беженец, как все эти люди, сэр.
– Как это возможно?
– Да как? Один чиновник задержал бумагу, второй переслал не в ту воинскую часть, третий испортил файл, а четвертого, который во всем разобрался, поймали на крышевании борделя. Как-нибудь так. Или по-другому. Если вы из Китая, должны понимать такие вещи лучше меня.
– Мое участие согласовано с вашим Министерством обороны и Министерством иностранных дел! Я вообще должен сейчас находиться не здесь, а в вашей Зоне, и наблюдать, как вы фильтруете мутантов.
– Правильно ли я понял, что вы хотите быть первым в очереди?
– Совершенно верно!
– Давлятов! – подозвал капитан одного из солдат. – Доставь этого господина на нашу сторону…
– Спасибо, сэр, – победно улыбнулся Бодро.
– …и проследи, чтобы он попал на карантин без задержки. Ни шагу в сторону из подготовленного коридора. И обязательно передай Мозголому, так мы психиатра прозвали, что человек поступил на обсервацию, а не на лечение, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Да! К ветеринару, если пьяный, не веди, давай сразу в процедурный кабинет.
– Подождите! – кричал адвокат, когда его тащили в душевую кабинку. – Это какая-то ошибка…
Живчик и капитан Пчела долго смеялись.
– Я тебя попрошу, Андрей, – сказал Живчик. – Никогда не просил, ты знаешь, но сейчас особый случай. Вот этот человек, – он показал на моего отца, – Макс Панов.
– Тот самый? – спросил капитан с уважением, даже живот непроизвольно подтянул.
– У него погибла жена. Он хочет ее похоронить в России. Помоги. Проведи его мимо ваших карантинов, уж ты-то понимаешь, что все это формальность.
– Формальность, за которую трахают. Но я что-нибудь придумаю.
– Живчик, можно вас на минуту? – позвал я. Когда он приблизился, улыбаясь и дурашливо раскидывая руки (в отличном был настроении), я спросил прямо: – Вы ведь русский агент, не так ли?
– С чего ты взял?
– Очень просто. Спасение мутантов – это операция русской разведки. Значит, кто-то на нашей стороне помогал ее провернуть. Тот, кто первым пошел в сибирскую Зону, он и провернул. Пошел бы Антисемит, я бы сказал – он агент. Но пошли вы.
– Для тебя это важно?
– Было бы не важно, если б вы не были отцом Натки.
Живчик посмотрел на свою дочь, помогавшую Эйнштейну с малышами-аномалами:
– Если ты, мальчик, ее обрюхатишь и бросишь, я тебя убью.
– Договорились, – сказал я. – Но я не брошу. Скорее, она меня бросит, такой характер.
– Да, характер у девчонки сволочной… Я тебя понял, будущий зять, ты заботишься о безопасности Натали. Поэтому скажу как есть. Гангстер Носорог работал, как ты знаешь, на ЦРУ – под строгим присмотром своей мадам. Зато сталкер Живчик, тут ты угадал, работает на военную разведку русских, которая называется ГРУ. Это они вытаскивают из Хармонта «детей сталкеров». В моем лице получаем классического двойного агента. Русские вербанули меня давным-давно – на тех же алмазах, еще когда я самолично по Зонам мотался… Я думаю, вам нужно держаться от меня подальше, хотя бы первое время.
– Натка предложила мне свадебное путешествие, но я пока думаю.
– Чего думать, парень? Валите, конечно! В Бразилию, на Фиджи, на другой конец Земли…
– А если не Земли?
Последнюю фразу он не услышал: началась эвакуация. Он был нужен, и он спешно отвалил.
Мы обнялись с отцом. Отец заплакал. Я смотрел на него, и сердце сжималось. Какой же он старый, думал я, отчаянный сталкер Пинк Флойд,
