закончен.
Мы вернулись в свой курень и приступили к набору команды. Происходило это так: мы сидели в нашей куренной побудове, к нам по одному заходили те из наших крайских панов, которые по той или иной причине желали записаться к нам на корабль. С теми, кого Ахрем знал еще по прежним временам, он беседовал лично. А неизвестных ему панов представлял либо сам пан Павал, либо наш казначей пан Дуля, либо наш писарь пан Максим. Как оказалось в дальнейшем, паны- избиратели хорошо знали свое дело, команда у нас подобралась знающая, крепкая. А тогда, за куренным столом, я на это мог только надеяться.
Выбор команды затянулся до вечера. Вечер мы опять провели в корчме. На этот раз за угощение платили наши будущие боевые товарищи.
А уже прямо со следующего дня мы вплотную приступили к подготовке к походу — спустили наш корабль на воду и привели его в полный порядок. На это ушло три дня. Работали мы от зари до зари, пан Павал постоянно торопил нас, говорил, что вот-вот погода на море наладится, и тогда жди гостей. Иными словами, он очень беспокоился, что сразу по окончании сезона весенних штормов к устью Харонуса могут явиться златоградские корабли, так называемые карамузалы, и тогда нам будет крайне трудно выбраться в открытое море.
Карамузалы — это большие трехмачтовые морские суда, на каждом из которых может быть до десяти пушек и сотни солдат, а на пятидесяти веслах там как правило сидит двести пятьдесят гребцов. На наше счастье, карамузалы из-за своей глубокой осадки не могут заходить в мелководное устье Харонуса, и поэтому каждую весну они поджидают нас неподалеку, на рейде.
А у нас в ответ на это есть несколько различных контрдействий. Одно из них — это не по сезону ранний выход на промысел. Именно его тогда и выбрали наши паны куренные на своей сходке. Потом они тянули жребий, и наш пан Павал вытянул нам идти первыми. Вот мы и спешили. Пан Солопий лично наблюдал за нашими приготовлениями. А потом, когда мы уже уходили, сказал пусть и короткую, но очень зажигательную речь.
Тут к слову будет напомнить, что сам пан Солопий давно уже почти не ходит на промысел. Это и неудивительно: с него вполне хватает и того, что он получает с аренды своих кораблей. Так, например, в тот год у него их было пять. Кроме того, он еще получал…
Но я отвлекаюсь. Итак, уходили мы на четвертый день, на рассвете. Первым шел корабль пана Павала, за ним шел Дуля, третьими шли мы, а всего наш курень выставил тогда семь кораблей. Версты через две ниже Селитьбы мы свернули на Желтый рукав, потом прошли по Кривой канаве, и уже только оттуда пан Павал решился выйти в море.
Удивительное дело! На реке было тихо, и день был погожий, небо ясное, но лишь стоило нам сунуться в море, как мы сразу попали в шторм. Там нас болтало и швыряло так, что я и рассказывать вам не буду — вы все равно не поверите. Только уже ближе к вечеру я по- настоящему пришел в себя, но Ахрем все равно запретил мне вставать. Так я и пролежал до той самой поры, когда мы — с большим, между прочим, трудом — причалили к берегу. Там, среди голых камней, на песке, мы и переночевали.
Так потом продолжалось еще восемь суток — сперва с утра до вечера нас нещадно трепало в море, а потом всю ночь меня, уже на берегу, как пьяного болтало во сне.
На девятый день шторм прекратился. Мы к тому времени уже прошли Немирный берег и вплотную приблизились к Златоградью. Для тех, кто хорошо знает тамошние места, уточню: мы были в одном переходе от Кишкыдыра.
В Кишкыдыр мы заходить не стали, а двинулись сразу к Гарагамышу. Гарагамыш — это большой богатый город, но он очень сильно укреплен. А у нас тогда было всего только семь наших крайских челнов. Поэтому мы остановились далеко в море, положили мачты, затаились и, не подавая никаких признаков жизни, ждали два дня и две ночи. Но никто из других куреней к нам не пришел. Зато утром третьего дня мы увидели, что от берега прямо на нас — они нас не замечали — идут пять златоградских купеческих кораблей под охраной всего одного карамузала. Ахрем сказал, что это большая удача. А особенно хорошо то, добавил он, что ветра почти нет. При хорошем ветре златоградцы ставят все паруса и, ловко маневрируя, таранят нас и топят. Но зато в тихую погоду наши легкие челны, как собаки на медвежьей охоте, наваливаются на них со всех сторон и берут на абордаж.
Так тогда у нас и было. Пан Павал, пан Дуля и мы кинулись к карамузалу, а остальные наши четыре челна взялись отгонять купцов от берега.
Карамузал захватывают следующим образом: один наш корабль заходит к нему с кормы (тогда это был пан Павал), а два других (пан Дуля и мы) цепляются с бортов. Чтобы легче было цепляться, мы предварительно обстреливаем врага из аркебузов. У каждого из нас при выходе в море обязательно должно быть по два аркебуза, по шесть фунтов пороха и по доброму запасу пуль. Так что пальбы всегда бывает достаточно. А потом все очень просто: наши корабли сходятся, наш корабельный голова Ахрем дает отмашку, я, корабельный есаул, кричу: «Ш-шах! Разом!» — и мы, абордажная команда, сабли наголо, прыгаем к ним через борт. Дальше так: Ахрем и те, кто остался с ним, продолжают стрелять из аркебузов, а я и мои люди рубим, рубим, рубим неприятеля и при этом стараемся как можно быстрее прорваться на корму. На корме, на возвышении, у них стоят пушки, которые бьют по нам картечью, пушки нужно захватывать. А еще их капитан, по-златоградски «капудан», он всегда на корме. Капудан для златоградцев — это как бы живая хоругвь. Убили капудана или хотя бы просто взяли в плен — тут златоградцы сразу же сдаются. Поэтому очень важно, чтобы именно твой челн первым успел зайти к ним с кормы. Но в том бою не мы, а пан Павал первым зашел к карамузалу с кормы. Он и капудана захватил. Поэтому ему было три четверти добычи. И вся честь тоже досталась ему, а это мне тогда было особенно обидно.
А потом мы ловили купцов. С ними мы совсем легко расправились. И добычи там было очень много, я же вам уже говорил, что Гарагамыш очень богатый город.
