– Молодец, Штопор! Так и надо с пришлыми! Со своим уставом в чужую дрезину не садись! – раздались одобрительные возгласы из дальнего угла столовой.
Там сидели местные негоцианты, недавно вернувшиеся с караваном на родную станцию и теперь отмечавшие это событие. Было заметно, что купеческое сословие свинину предпочитало запивать совсем не чаем, а потому все уже прилично захмелели.
Выказав свое презрение сектантам, купцы вернулись к прерванному разговору о разных чудесах, с которыми приходилось сталкиваться в туннелях и на поверхности.
Вернувшийся с Замоскворецкой линии высокий и невероятно тощий барыга по прозвищу Сом рассказывал о чудесах в районе станции Коломенской. До Катастрофы на поверхности там находился музей-заповедник, центром которого является «Государев двор». И чудеса в этом заповеднике встречаются чуть ли не на каждом шагу. Вода из родников «Кадочка» исцеляет от радиации и возвращает молодость. Волшебную силу приписывают валунам «Девичий камень» (прислонится какая молодуха к камню – в тот же год найдет себе мужа богатого в Ганзе) и «Голова коня» (постоит какой купец возле него – всегда будет с прибылью и ни один мутант в туннеле его не тронет). А чуть дальше, над Москвой-рекой, стоит церковь ХVI века. Рядом – Георгиевский храм- колокольня. И стали сталкеры и купцы в последнее время на колокольне иногда видеть черную фигуру, которая звонит в колокол. Замечено: если Черный Монах (так прозвали этого неизвестного) начал бить в колокол, значит, в группе будут потери.
Кто-то из слушателей, громко отхлебнув из кружки браги, рассмеялся:
– И ты прикажешь верить в эти россказни про какого-то Черного Монаха? Самому не смешно?
Сом в упор посмотрел на недоверчивого собеседника:
– А ты пойди и проверь.
Кто-то из купцов примирительно произнес:
– Ладно тебе, Сом, не кипятись.
– А я не чайник, чтобы кипятиться, – раздраженно фыркнул мужик. – Мне об этом знающие люди рассказывали, а они врать не будут!
На некоторое время за столом воцарилась тишина. Затем вновь раздался характерный булькающий звук разливаемой по кружкам мутной жидкости – браги местного производства.
– За удачу, господа! – произнес тост один из караванщиков.
Все зашумели, закивали головами, сдвинули разом кружки. За удачу не выпить – грех.
– Хорошо пошла, но обещала вернуться, – бросил дежурную шутку рано полысевший, губастый, с лоснящимся лицом торгаш по кличке Гонза.
Подхватив пальцами из глубокой глиняной миски соленые водоросли, бросил их себе в рот, пожевал. Вытерев рукавом губы и ни к кому конкретно не обращаясь, произнес:
– Без удачи в нашем деле никак нельзя. Вы даже представить себе не можете, что со мной случилось, когда вчера возвращался с ярмарки.
– Давай, Гонза, заводи шарманку, – одобрительно кивнул один из торговцев.
– Дело было вчера вечером, – начал тот свой рассказ, – когда возвращался с ярмарки. Товар сбыл, патрон в кармане звенит, да еще удалось новые контракты заключить: у соседей на станции две закусочных открылись, вот я и подвизался в эти тошниловки нашу свининку и зелень продавать. И нет бы мне сразу домой лыжи навострить, так понесла меня нелегкая на юг. Один человечек шепнул, что тамошние пекари ищут оптовика, готового им дрожжевые грибы поставлять. А мы люди не гордые, нам без разницы, чем торговать, хоть грибами, хоть респираторами…
Штык вполуха слушал пьяный треп караванщиков, улыбался каким-то своим мыслям и вполголоса мурлыкал себе под нос любимую еще с прежних времен песенку: «Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу. Множество историй, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу…»[2]
В это время на платформе засуетились челноки. Своим ходом по туннелям торговцы с радиальной добирались редко, предпочитая раскатывать на дрезинах с вооруженной охраной. Бизнес он, конечно, бизнесом, время – деньги и все такое, но лучше отдать лишний рожок от «калаша» и с ветерком проехать на ощетинившейся стволами дрезине, чем отправиться пешком и в каком-нибудь темном туннеле оказаться лицом к морде с мутантом.
Вот и сейчас у подошедшей дрезины толкались продолжатели славных дел Гермеса с мешками и баулами, стараясь опередить незадачливых конкурентов и занять места на досках, служивших в вагонетках сиденьями.
Штык бросил взгляд на это столпотворение, поморщился и пошел в свои апартаменты – армейскую палатку, стоявшую в центре постоялого двора. Еще совсем недавно он, подобно этим бедолагам, точно так же толкался и охаживал локтями по ребрам собратьев по профессии, отвоевывая себе место в дрезине. Впрочем, времена тогда были более суровые, поэтому чаще приходилось топать с товаром на своих двоих от станции к станции. Обитал тогда начинающий барыга Дрон на Добрынинской, начинал с мелочовки.
Станцию, ставшую после Катастрофы на два долгих года родным домом, Дрон вспоминал с неохотой. Старичок – интеллигентишка, который поначалу обитал в соседней с Дроном палатке, гундел, что оформление станции напоминает древнерусское зодчество, что пилоны отделаны мрамором серого цвета «газган», путевые стены облицованы крымским мрамором красного цвета, в котором заметны окаменелые останки представителей юрского периода.
Ничего этого Дрон не видел.