Злу надобно не было. Диво-Дивное – так нарекли малыша супруги. Все внимание в доме теперь сосредоточилось только на нем. «Поди туда, принеси то. Поди сюда, принеси это», – заботы мужчины росли с ростом младенца. Однако, несмотря на образовавшиеся вокруг холод и пустоту, Пётр крепко привязался к сыну, старался его всячески радовать. Бывало, к сталкерам пришлым подойдет, безделушку какую выпросит или из трубки ржавой свистульку сварганит. Средств, правда, все чаще не стало хватать. Мужчина работал с удвоенной силой: днем и ночью пропадал на заказах, возвращаясь домой, еле на ногах держался. Тут-то и вспомнились ему гости заезжие, да предложения щедрые соседних линий-государств.
Взяв у бригадира несколько скопившихся отгулов, чего раньше с ним никогда не случалось, Пётр сел на первую же дрезину, следующую в сторону Ганзы, – посулы «кольцевиков» казались ему самыми заманчивыми. «Чем черт не шутит, авось не забыли мастера». Проваландавшись целый день по административным кабинетам, он, однако, получил бесповоротный отказ. Прознав про резкое ухудшение качества выполняемой им работы, начальство Кольца давно уже поставило на Петре крест: кому нужен бракодел? Классных мастеров днем с огнем не сыскать, а тут забулдыга какой-то… таких на Ганзе и без Петра хватает. «Худая слава быстро по метро разносится. Человеку с такой репутацией у нас места нет. Возвращайся домой – коммунисты да Полис тебя тоже не ждут, о Рейхе и говорить нечего»…
– Да-а-а… загнала она парня, чего уж тут.
– Я бы на его месте к бандюгам все-таки подался. А чего? «Учитель» бы наверняка нашел куда работягу пристроить.
– Закручинился мужчина, обиделся, с тяжелым сердцем домой воротился. А тут еще Зло подливает масло в огонь: «Не видать нам теперь гор золотых, раньше головой думать нужно было, пока предлагали! Вот возьму Диво-Дивное, да к маме своей уйду. Никогда нас больше не увидишь». Избавиться от сварливой жены Пётр был бы теперь не прочь, но сынка лишиться никак не хотел: шибко любил он Диво-Дивное, полностью в нем растворялся. И решил тогда мужчина силы свои в торговле попробовать, в челноки переквалифицироваться. Занял сколько смог патронов у соседей, у бригады родной, затарился товаром красным и отправился с караваном торговым в самые что ни на есть дальние уголки метро.
Почти год крутился Пётр, аки белка в колесе, все Московское подземелье от края до края излазить успел, но только баснословных барышей купля- продажа вещей не принесла. Нервов на коммерческую возню уходила тьма. Бывало, и удача отворачивалась, и конкуренты палки в колеса вставляли. Да ко всему этому еще риски какие сумасшедшие: то бандиты навалятся – мзду потребуют, то поставщик обманет – дрянь какую-нибудь вместо качественного товара подсунет, взятки чинушам, опять же, никто не отменял, охрана, налоги там. Долги тоже возвращать нужно. И понял Пётр: чтобы челноку успешным быть, нужно особый склад характера иметь, талант к торговому делу и коммерции. Жить этим, дышать. Не его это, в общем, занятие.
Пуще прежнего взбеленилось на мужа Зло, осатанело вконец. Вскорости у них дочка родилась – Чудо-Чудное. Заработки теперь полностью на детей и уходили. «Ничего, ничего в доме нет! – постоянно причитала жена. – Ладно я без косметики сижу, но Диво-Дивное… Чудо-Чудное… они-то тебе чего сделали? Голодом уморить решил, нищетой унизить?!» О своих новых нарядах, впрочем, Зло хитро помалкивало…
– Гнал бы он ее в шею! – крикнул вдруг бригадир. – Бабу эту противную. «Голодом» понимаешь, «нищетой»… Да что она понимает?! Закати мне Оксанка такие номера, живо бы к ногтю прижал, показал бы, почем пуд лиха. Тряпка этот твой Петя! Не мужик!
– Митрич, успокойся. Это же сказка.
– Не бывает такого…
– Да тихо вы! Сами не слушаете, другим не мешайте.
– Действительно! Потом спорить будете.
Красный от раздражения бригадир надулся и замолчал.
– Сам же просил чего-нибудь рассказать, а теперь возмущаешься… – Не по себе было мужчине в обществе постылой супруги: постоянные тычки да попреки беспочвенные. Жалким каким-то, затюканным становился Пётр, переступая порог дома. Думал даже на развод подать, разорвать союз, как он узрел, ошибочный. «А дети? Злу, что ли, оставлять?!» Достал он тогда латы резиновые, взял в руки обрез самопальный и отправился в радиоактивный город сталкерского счастья пытать. «Иди, иди! – напутствовала жена. – И без хабара богатого не возвращайся. Большую семью кормить нужно».
Темно было, когда Пётр на улицу выбрался. Ветер обиженно выл где-то в гулкой подворотне. Хлестали и назойливо лезли в глаза колючки снега, порожденные бесконечной ядерной зимой. Прикрываясь рукой, мужчина с трудом двинулся к ближайшему остову кирпичной многоэтажки. Уныла была обстановка внутри: распахнутые настежь обледеневшие двери, разрушенные войной и временем, выстуженные непогодой квартиры. Защемило сердце Петра от картины такой, тяжело сделалось. Развернулся он, да шагом быстрым к выходу направился: «Может, в других зданиях вещи полезные еще не все вынесли?..»
– Зря он возле метро искать начал. Каждый знает, что за двадцать лет все в округе подчистили. Ему бы на окраины города податься или еще дальше – в Подмосковье.
– Три дня и три ночи не было от Петра никаких вестей. На четвертый день с поверхности принесли еле дышащего обмороженного сталкера. Бедолагу подобрали буквально у гермоворот: добравшись до спасительного метро, тот потерял сознание. Жители станции признали в неизвестном Петра. Котомка мужчины, правда, совсем пустой оказалась – ничего не удалось найти ему в умершем мегаполисе. Только силы последние потерял, да увечья разные получить успел в схватках со зверьем лютым. Чудом ноги унес с проклятой поверхности. Долго ругалось тогда Зло, в очередной раз грозилось детей у мужчины забрать, да самого Петра из дому выставить… Только впустую это: что оно без Петра делать будет, на что жить?
