Ваня дошел до тупика, осветил последнюю комнату, вздохнул облегченно и двинулся в обратный путь. Фонарь моргнул и погас. Окружающие шорохи усилились, вдалеке раздался глухой хриплый кашель, по спине побежали мурашки. Нахлынуло чувство, что рядом есть некто, стоит, смотрит внимательно. Парень лихорадочно защелкал выключателем, отвинтил на ощупь крышку и вытряхнул на ладонь батарейки. Главное не паниковать, довоенная техника вообще часто подводит, еще бы: столько лет прошло. Наконец яркий луч прорезал обступивший мрак. Прямо в центре коридора висел мертвец. Темные круги вокруг век, обтянутые белой кожей ребра, сморщенные провалы на месте глаз. Уродливо вздувшуюся шею перехватывает блестящий подтаявшими каплями плетеный шнур. Из распахнутого рта торчит толстый древесный обломок, испачканный красным.
Висельник неожиданно распахнул глаза и вскинул руки, задергавшись на веревке. Иван отшатнулся, едва не упав. Фонарь выскользнул из взмокших ладоней, ударился с грохотом об пол, и свет вновь погас. Рухнув на колени, парень бросился нащупывать такой драгоценный сейчас прибор. Нашел, вцепился так, что пальцы заболели, вжал кнопку… Когда освещение вернулось, коридор был пуст.
«Ничего не было, просто показалось», – думал Ваня, пытаясь уснуть. Товарищам он не стал ничего рассказывать, но сердце до сих пор гулко бухало в груди, отдавая стуком в ушах. С каждым разом что-то, поселившееся в заброшенном здании, смелело, показывало себя. Прав был Андрюха. Целых пять суток.
Короткие дни, затесавшиеся между бесконечными ночами, просто терялись, становились незаметными, проходили стороной. В светлое время дежурные отсыпались, в нарушение распорядка, разговаривали, читали. Иногда выходили на улицу на обход здания. Старались избегать обсуждения той чертовщины, что дремала сейчас за рыжей дверью. И в мыслях каждый был сам по себе, со своими проблемами, родными и близкими. Только в одном сходились их размышления, и это читалась во взглядах, которые иногда пересекались: все они страшились ночи, но, тем не менее, ждали, когда она наступит. Так же неестественно жадно приговоренный ждет команды «огонь», стоя с завязанными глазами перед расстрельной командой.
Новая ночь. Проводка в здании давно сгнила и не выдерживала даже малейшей нагрузки. Единственная попытка включить свет закончилась едким дымом, стелющимся по линолеуму пола, и стойким запахом горелой резины, надолго поселившимся в караулке. Поэтому бледно-желтый луч навязчиво елозит по стенам, дергаясь вперед и назад. И снова перекресток, взгляд глаза в глаза, короткий кивок: «расходимся». Не прошло и секунды, как из-за спины отвернувшегося Ивана послышался свистящий хрип его напарника:
– Ван! Там… на потолке что-то… шевелится.
Больше никаких проволочек. Ваня рывком обернулся, вскинув электрический луч вверх. Что-то непонятное, текучее, копошащееся. Бесконечные длинные отростки, рваное косматое нечто. И не поймешь, волосы это или щупальца. Скорее, первое. Масса дрожала, колыхалась, а рядом стоял бледный до синевы Андрюха и лихорадочно дергал затвор автомата, забыв, что оружие на предохранителе. Длинные пряди потянулись вниз, коснулись пола, послышалось тихое шипение.
– Товарищ лейтенант! Сюда!
Хватит медлить! Иван отпустил фонарь, повисший на ремешке, вскинул автомат, одновременно щелкая переводчиком огня и досылая патрон. Готово, теперь подхватить фонарик, прижать его к цевью, осветить цель! Потолок был пуст. Последние волоски на глазах обомлевшего дежурного втянулись в трещины стены. Только пряталась в углах тишина, разбавленная шорохом снежной крупы в замерзшее стекло.
Следующим утром Андрей обнаружил следы на свежевыпавшем снегу. Вьюга, наконец, стихла, и на небосклон вскарабкалось еще неуверенное в себе солнышко. Глядя на то, как искрят и переливаются на свету белоснежные горы сугробов, совершенно не верилось, что совсем рядом, буквально через стену, дремлет что-то жуткое и гнилое. И теперь это что-то решило напомнить о себе днем.
Аккуратная цепочка отпечатков узких ступней начиналась метрах в десяти от двери и обрывалась прямо перед порогом. Словно нечто соткалось из воздуха и подошло поближе, чтобы услышать… Что? Ваня старательно отгонял от себя фразу «наши крики».
К новому выходу дежурная группа тщательно подготовилась. Фонари прикрутили к автоматам изолентой, проверив нехитрую электрику и зарядив аккумуляторы по максимуму. По пустому коридору двигались вдоль стен, страхуя друг друга, готовые в любой момент открыть стрельбу. Обманчивой тишине доверия больше не было. Сегодня за дверью слышались чьи-то шаркающие шаги, хныканье и тоскливые вздохи.
Вместе дошли до перекрестка, так же, не расставаясь, проверили сначала один тупик, затем второй. Мертвое здание просыпаться не желало, хранило загадочное молчание. Что бы ни ползало вчера по потолку, сегодня оно показываться не собиралось. Настроение поднималось медленно и неохотно, но с каждой минутой все уверенней. Уже почти успокоившись, два стажера с командиром вернулись в центральный коридор.
До выхода оставалось всего несколько шагов, когда из темной глубины послышалось задорное хихиканье и чей-то быстрый топоток. Лапин подтолкнул стажеров к приоткрытой двери, сам же замер, прижавшись щекой к холодному автоматному прикладу.
– Быстро в караулку, – прошипел он едва слышно.
Ваня почувствовал, как напарник настойчиво тянет его за рукав к заветной вертикальной щели в стене сплошного мрака, откуда сочится мягкий желтый свет и такой родной запах солярки. Не отрывая взгляда от светового пятна, рожденного лейтенантским фонарем, парень попятился. Вновь хихиканье, и что-то похожее на напев странной мелодии, неестественно изломанной, неприятной и непривычной слуху. Звяканье металла – и под ноги Константину выкатилась мятая консервная банка. И голос. Визгливый и очень высокий, тянущий одну плаксиво-жалобную ноту:
– Выпусти меня отсюда. Здесь очень холодно.
