Чьи-то сильные руки рванули Ивана за воротник, и только влетая спиной вперед в караулку, он понял, что это сделал Андрюха. Лапин, не дожидаясь развития событий, вихрем ворвался в натопленное помещение, навалился массивным своим телом на тяжелую створку двери, толкнул ее, отрезая людей от того зла, которое звало их.
Гулкий лязг металла, режущий уши визг – это запорный штурвальчик совершил в один миг полный оборот, – стук штифтов и тишина. Безопасность. Вот только в долю секунды, пока дверь закрывалась, Иван успел увидеть безумно-голодный, жадный взгляд и тщедушное детское тело. Мальчишка, невероятно худой, лет двенадцати, улыбался, глядя парню в глаза. Его подбородок и руки были измазаны багрово-красным, и Ваня мог поклясться в тот миг, что это было не варенье…
Утром на стекле, покрытом узором замерзшей влаги, обнаружились отпечатки ладоней. Ровно три штуки. Кто мог оставить их? Ответ один: тот же, кто вчера топтался под дверью. Лапин лично еще раз обошел здание по периметру, но никаких следов не обнаружил. Приближалась четвертая ночь.
Ваня жевал, не чувствуя вкуса пищи. К гнетущему ожиданию, сочащемуся из-за запертой рыжей двери, прибавилась тревога, пришедшая извне. Мало им этой душегубки с гадостью, что дремлет сейчас за стеной. Теперь кто-то или что-то бродит снаружи, принюхивается, ждет, пока караульная группа двинется в обратный путь.
– Товарищ лейтенант, – подал голос Андрюха. – Слушайте, а может, ну его… Не пойдем сегодня? Кто ж нас проверит?
– Я проверю. – Лапин оторвал от опустевшей миски взгляд голубых глаз, в которых неожиданно загорелось что-то незнакомое: жесткое и очень-очень холодное. – Но дело тут не в проверках. Мы получили задание. Днем отслеживаем Диких, ночью обходим здание с целью обнаружения их же следов. И так пять дней, пока не прибудет смена. Соображаешь?
– Так точно, но…
– И то, что там поселилось, – взмах руки в сторону опостылевшей двери, – помешать выполнению этого задания не должно. Еще вопросы есть?
– Никак нет.
Весь оставшийся день готовились к предстоящему выходу. Отыскали тросик, которым решили закрепить дверь в открытом положении. Приготовили пару факелов, не полагаясь больше на электричество. Смастерили гирлянду из лампочек на длинном проводе – запитать ее из караулки и протянуть по коридору. Словом, сделали все возможное, чтобы встретить враждебную темноту в полной боевой готовности. Эти приготовления подробнейше описали в вахтенном журнале, указав все возможные мелочи. Иван сам не заметил, как страх сменился какой-то злой решимостью. Слова лейтенанта были тому причиной или близящееся завершение дежурства, стажер и сам не знал.
Наконец замерли, похожие сейчас то ли на инопланетян, то ли на средневековых рыцарей, сжав рукояти автоматов. И никакая это не паранойя, гораздо глупее делать вид, что ничего не происходит, и никакой опасности нет. Можно было бы пожать друг другу руки, кивнуть, наконец, но вместо этого – пальцы сомкнулись на дуге штурвальчика. Только что смазанный запор сдвинулся, даже не скрипнув, Ваня потянулся к двери, взялся за гнутую скобу рукояти.
Что-то ударило в рыжее полотно с той стороны. Пальцы рефлекторно сжались, каблуки заскользили по доскам. Задребезжали лампочки на разматываемом проводе. Словно змея, изгибаясь неестественно, он скользнул в темную щель; ладонь обожгло. Упираясь ногами и вцепившись в напарника, Иван толкал дверь, шипя сквозь сжатые зубы, видел побелевшее от напряжения лицо Лапина, зрачки Андрюхи, от страха похожие на темные туннели. Пугающего несоответствия прибавлял тот факт, что напряженная эта борьба проходила в полнейшей тишине, только елозили подошвы по крашеным доскам. Из темноты коридора послышался надрывистый плачущий стон, створка задергалась, и на рыжее железо легли длинные бледные пальцы.
Страх удесятерил силы. Одним рывком напарники захлопнули дверь, но белая кисть успела исчезнуть. По ушам ударил истошный визг, заморгали лампы в светильниках, загудела под ударами извне крепкая створка. Одним движением Иван провернул запор, отскочил на метр и замер, тяжело дыша. И вновь тишина, и ничего не напоминает о случившемся. Только канувший в темноту провод с лампами и тихий-тихий жалобный задыхающийся плач, там, за закрытой дверью, в тесной глубине выстуженного коридора.
– Рация накрылась. – Лейтенант бережно уложил бесполезный теперь пластиковый брусочек на стол. – И «таишник» тоже сдох…
– Где-то провод перебит, товарищ лейтенант. Можно выйти, проверить.
– Под снегом-то? – Лапин махнул рукой.
Ваня подскочил, как ужаленный, бросился к железному ящику, висящему на стене. Распахнул его. И замер…
– Сигналки ищешь, Вань? – Командир тяжело вздохнул и сгорбился над столом. – Нет их. Давно уже нет. Существуют только на бумажках. Все-таки военное раздолбайство пережило даже Третью Мировую. Все как всегда: в ведомости – пожалуйста, три штуки, а на деле – пыль. И грязь иногда. Ладно, товарищи стажеры, команда «отбой». Ложитесь спать, а завтра, как рассветет, я сам до поселка пробегусь, помощь вызову.
Здесь не увидишь снов. Нет никаких видений под закрытыми веками, только ватная темнота, словно мрак выбрался из заброшенных помещений, просочился под дверью и потихоньку, исподволь, поселился в душах людей. Каждый раз Иван заставлял себя заснуть. Утыкался лбом в прохладную стену, закрывался в своем крохотном мирке сгибом локтя, прятался от темноты в темноте. Забавно, не будь все так жутко.
Рано или поздно забытье подкрадывалось совсем близко, забиралось на подушку, придавливало голову своим мягким весом. Часы и минуты сна
