– А что дальше было? – спросил детский голос.
– Иди спать.
– Ну мам!
– О чем мы с тобой договаривались?
– Не помню, – ответил мальчик.
– Пока горит свет, я рассказываю сказку. Свет выключили – сказка закончилась, лежи и спи.
Анечке было не до Чижова. «Раз, два, три», – пересчитал тот, касаясь рукой выстроившихся на столе банок с консервированной кашей. Подумал, достал со дна рюкзака еще одну, поставил рядом и выскользнул за занавеску. В конце коридора горела лампа на посту дежурного, Чиж двинулся на свет.
За спиной прошелестела занавеска, метко брошенная банка консервов ударила Чижа в спину, грохнула об пол и покатилась.
– Не нужны мне подачки ваши! – крикнула Анечка и снова скрылась в каморке.
– Дура! – рявкнул Чиж.
Он подобрал банку и пошел обратно, злым рывком отдернул занавеску.
– Ну, чего еще?
– Возьми, это ребенку.
– Иди.
– Пойду. Возьми уже.
Она замахнулась, будто хотела его ударить. Чиж перехватил летящую ему в лицо руку. Анечка зашипела, попыталась вывернуться из захвата. Рукава не по размеру широкого свитера съехали к локтям, обнажая тощие, покрытые синяками запястья. В тусклом свете стали видны мелкие темные точки на коже.
– Иди!
– Мам!
Мальчик стоял у койки, завернувшись в засаленное лоскутное одеяло. Чиж взглянул на него мельком – бледная кожа, прозрачные бесцветные глаза. Ребенок коротко оскалился.
– Пошел прочь!
Чиж решил, что взбешенная женщина сейчас кинется на него и вцепится ногтями в лицо. Он видал такое, и самому попробовать не хотелось.
– Да и пошла ты, – бросил он и развернулся в коридор.
Наркота стоила дорого, у Анечки никогда не водилось таких денег. Это Чиж знал точно.
– Да у вас тут все дети одинаковые!
«Кроты» снова загомонили. Чиж услышал, как кто-то предлагает оторвать ему башку.
– Да объясните мне, что здесь произошло? Я в походе был, вернулся, решил к Анечке сходить. Все! Ничего больше не знаю.
– Все? – спросил главный «крот» откуда-то из-за спины. – Ну идем, покажу тебе, что значит действительно «все».
Он тряхнул Чижа за капюшон куртки и потащил за собой, сквозь нехотя расступающуюся толпу. Замелькал «кротовий» туннель, вонючий и прокопченный жирным дымом светильников. Всюду были самодельные ширмы и занавески, из-за них выглядывали бледные перепуганные лица женщин и детей. Чиж обернулся. Толпа «кротовьих» и поселковых мужиков валила следом, с немым неодобрением посматривая ему вслед. Столько внимания к себе он отродясь не привлекал, а потому стало совсем неприятно.
– Вот, знакомься. Этот тоже к Анечке сходил.
«Крот» толкнул Чижа, и тот влетел в уже знакомую каморку. Впотьмах не удержал равновесия, завалился и уперся рукой в койку. Под пальцами оказалось что-то сырое и липкое.
– Черт!
За спиной отодвинули занавеску, Чиж резко отпрянул, снова не устоял на ногах, плюхнулся на пол.
На Анечкиной койке в одних портках валялся мертвец. Мужчина, Чиж видел его раньше, но имени не знал. Глаза покойника были широко открыты, вместо горла – рваная рана. На свисающей к полу руке остались следы укусов.
Чиж ошалело заморгал, повернулся к столпившимся в дверях людям:
– А где Аня с малым?
– Самим интересно, – хмыкнул Охотин.
– Это она сотворила?
Поселенцы молчали, но Чиж уже и сам додумался, что спросил глупость. Отпечатки зубов подсказывали совсем иное.
Ребенок проснулся, поднял ор. Чиж вскочил, словно на побудку, выругался, снова рухнул на скрипнувшую кровать. Под боком заворошилась придавленная Анечка.
