Попасть, правда, он не смог. Брошенный Феликсом нож зацепил ему кисть, и стрела улетела в реку. Следом за ней отправился и сам лучник – второй бросок Феликса был удачнее. Норман стрелял, и такого Олег еще не видел. Обе половины его тела существовали будто бы отдельно. Приставными шагами он бросал себя вправо-влево, но при этом его торс держался, будто на олимпийском турнире. Стрелы его летели тоже как на соревновании. Олег удержал его в поле зрения не более двадцати секунд, и за это время увидел семь выстрелов. И только одна стрела ушла в «молоко».
Такой противник напугал нападавших, целились оно плохо, так как каждый своими глазами хотел видеть, не присматривается ли страшный стрелок именно к нему. Но засада – это засада, а десятикратный численный перевес – это десятикратный численный перевес, поэтому к пятнадцатой минуте боя Феликс был ранен, Шурик получил вторую стрелу, а Олега еще одна ударила точно в нагрудную пластину, отскочила и упала, упершись острием в борт, а оперением – в палубу. Он наступил на нее, и древко переломилось.
Пропавший после контузии слух к Олегу не возвращался, но треск тонкой деревянной палочки все же возник в мозгу. Там образовалось что-то вроде древнего магнитофонного воспроизведения другого звука – противного всхлипывания, с которым стрела входит в тело.
И оно, это всхлипывание, заставило Олега выпрыгнуть из ладьи и рвануться вверх к княгине, перепрыгивая с террасы на террасу. Сейчас он схватит ее и швырнет вниз Феликсу, а потом…
XVI
Когда Олег очнулся, небо над ним заслоняло полосатое красно-белое полотнище. «Парус… Плывем, значит… – подумал он. – Только… Не помню я такого паруса… Черт…» Потом попробовал привстать, но и полоски на парусине, и облака метнулись в сторону, а один из спаренных шпангоутов, державших мачту, выгнулся, как змея, подпрыгнул и ударил его в висок.
– Где я? – крикнул он, когда опять пришел в себя. Никто не ответил. Олег снова захотел приподняться, но на этот раз не смог даже пошевелиться. Голова, впрочем, была ясной… Но совершенно пустой… Примерно то же самое он ощущал после того, как в центре ему стирали какую-нибудь шокирующую мемограмму, которую совершенно не хотелось оставлять в памяти. В этих случаях в первую секунду тебе кажется, что ты не знаешь даже имя отца, потом в мозгу тихонько всплывает какой-то шальное воспоминание, затем сразу несколько. Они перемешиваются, путаются, превращаются в какой-то сказочный микс, в памяти шумит какой-то совершенно невообразимый водопад картинок из прошлого – лица, удары, книжные обложки, страхи. Потом все успокаивается, и то, что волновало в момент потери сознания.
Алгоритм отработал, и Олег вспомнил Анну Данииловну. Ратника, который замахивался на нее палицей. Образ княгини был нечетким, и только ее рука виделась ясно. Рука как будто шарила по несуществующему столу в поисках несуществующей шкатулки.
Сбоку заскрипело, на облака опять наполз парус. Олег закричал, изо всех сил напрягая связки. И услышал в отдалении голос Гостиславы:
– Лександр Джофич! Боярин Олег Владимирович глаза открыл! И шепчет что-то.
Над ним склонился Шурик, приподнял голову и приложил к губам ковш. В нем была терпкая сладковатая жидкость. Олег узнал ее вкус – неестественный, химический, но приятный. Это был раствор – на крайний случай – оранжевых шариков из медтуеска. Его называли живой водой.
Язык у Олега сразу перестал быть жестким и угловатым, ему удалось вздохнуть полной грудью, стало слышно, как ветер щелкает краями паруса, и как кричат чайки. «Что с княгиней?» – ему очень захотелось задать такой вопрос, он зашевелил губами даже, готовясь произнести эти слова, но Шурик его опередил:
– Ты меня слышишь, Олег?
Шурик выглядел сильно обеспокоенным. Так он хмурился на утро после ночного разгрома монгольских биваков к северу от Переславля, когда прошла эйфория после небольшой победы и стало понятно, что монголы перехватили относительно безопасную дорогу к Новгороду через Ростов и, следовательно, уходить на север князю Андрею и остаткам его войска следует через занятые врагом тверские земли.
– Слышу, Саша, – выдавил наконец из себя Олег. – Где мы? Что с княгиней?
Шурик отставил в сторону ковш, помог Олегу сесть, подложил ему под спину несколько мешков с чем-то мягким и теплым.
– Выходим из Мсты.
Берега реки разбегались в стороны, ладья выходила на широкую воду – приближался Ильмень.
С парусом, кстати, память не обманула Олега: очнулся он на другом судне. Это была не муромская находка, а большая набойная мореходная ладья с двумя мачтами и полноценной палубой. И кроме пары больших парусов, вперед ее заставляли идти двадцать гребцов.
«Откуда гребцы?» – пытался припомнить Олег, а потом у него засвербило под левой лопаткой. Олег дернулся, мешки выскользнули из-под спины, и он повалился на бок. И прямо перед собой увидел большой траурного вида красно-черный навес.
– Что с княгиней? Это для кого? – он вытянул вверх левую руку, и это движение вызвало новое воспоминание, в сознании всплыл фиолетово- бордово-синий шар вокруг его размозженного локтя, пульсирующий в такт ударам сердца, учащенным, аритмичным. Олег закусил губу, готовый перетерпеть
