Я оценила ее быстрым взглядом: сильная, ширококостная, около пятидесяти лет. Своей фигурой и розовой кожей она напомнила мне мою мать. У нее были светлые, крашенные волосы, тонюсенькие брови, узкие губы и серо-голубые глаза. Она была одета в платье с цветочным рисунком с поясом на талии. Вроде бы мягкая и нежная, но это все лишь видимость. От нее исходила аура жестокости и непоколебимости.
Фло достаточно ее нам описала. Аделаида Уикман. Они с мужем двадцать лет владели этим магазинчиком, так как их предшественника случайно раздавила индийская эротическая скульптура.
— У вас круто, — Локвуд надул пузырь розовой жвачки. Получилось громко, он втянул его обратно и улыбнулся.
— Можете снять солнечные очки. Мы не включаем свет ярко из-за бережного обращения с артефактами, — сказала женщина.
— О, конечно, — Локвуд, как и я, не притронулся к очкам. — Здесь все продается?
— Для тех, кто с деньгами, — она монотонно протирала контуры фигурки.
Мы дрейфовали по магазину, сохраняя бесцельность. Странный тут ассортимент — ценные вещи соседствовали с откровенным мусором. Лошадка- качалка, пятнистые, белые бачки, пожелтевшие от времени, портняжный манекен — голова и плечи изъедены молью, деревянный шест прогнил, допотопная металлическая ванна со шлангом, радиоприемник, три потрепанные Викторианские куклы с вытаращенными глазами. Эти куклы, заставили меня вздрогнуть. Бедные дети, которые в них играли.
Слева гармошка черного занавеса закрывала вход в маленькую комнату. Я заметила краешек кресла и чью-то голову.
— А к ним привязаны призраки? — Локвуд указал на кукол.
— Нет, — ответила женщина.
— Блин! А должны быть.
— На Коптик Стрит полно магазинов, где вы можете приобрести дешевые сувениры, которые больше подойдут вам по средствам.
— Спасибо, мы не ищем что бы купить, так Сюзи?
— Ага, — я шумно хихикнула.
Мы продолжили бродить, изучая интерьер. Из торгового зала было два выхода: дверь за прилавком, ведущая в жилые комнаты (в узком коридоре лежал выцветший персидский ковер и сепии фотографий на стене), и проем, скрытый черным занавесом. Там шелестел бумагами человек.
Кроме простого зрения я напрягла внутренние чувства. Там что-то было. Некий слабый гул, свернувшийся, и жаждущий освобождения. Зеркало? Я вспомнила звук на кладбище — жужжание бесчисленных мух. Здесь по-другому. Что бы это ни было, оно близко.
Я встретилась с Локвудом у дальней стены. Мы ничего не сказали, однако он незаметно для женщины за прилавком поднял три пальца. Этот код мы разработали заранее: один палец — уходим; два пальца — нашел что-то; три пальца — нужно отвлечь.
Ну, вот! Мне самодеятельностью заниматься. Локвуд подмигнул и отправился в другую сторону. Я посмотрела на женщину, теперь занявшуюся прилавком. Моя рука скользнула в карман юбки.
Удивительно сколько шума может сделать десяток монет, рухнувший на пол. Такой хаос перезвона застал меня врасплох. Монеты покатились под витрины, под основания статуй.
— Что там такое? — голова женщины дернулась.
— Простите! Карман порвался!
Не дожидаясь какой-либо реакции, я неуклюже полезла под ближайший столик. Экспонаты на нем закачались. Я пробиралась дальше к статуям африканских птиц, вроде фламинго. Изваяния опасно закачались.
— Прекрати! Вылезай оттуда! — женщины вышла из-за прилавка.
Я увидела, как ко мне приближаются ее, похожие на телят, ноги обутые в тяжелые башмаки.
— Ага. Просто деньги достану.
Впереди показался бумажный фонарь. Старый, хрупкий, может, очень ценный. Так как теоретически монетка могла провалиться внутрь, я бесцеремонно потрясла его, не обращая внимания на вздохи миссис Уикман, которая лавировала между столами, пытаясь подобраться ко мне. Наклонив фонарь вниз, я резко развернулась, задев колонну с римской вазой, которая начала падать. Миссис Уикман, проявив умопомрачительную ловкость, поймала ее своей пухлой рукой на лету.
— Юлий! — завизжала она. — Леопольд!
Я услышала шорох занавесок. Кто шел к нам. Я видела пару коротких, коренастых ног в плотных брюках и в кожаных сандалиях без носков, демонстрируя желтые, грубые ногти.
А вот и вторая пара ног — меньше первой, но тоже в брюках и сандалиях, вышла из задней комнаты и двигалась рысью.
Я сделала вид, что собираю закатившиеся под плинтус монеты, но уже знала, что игра окончена, и уже намеривалась выбираться, когда услышала бархатный голос.
— Что все это значит Аделаида? Глупые дети забавляются?
— Она не будет вылазить, — сказала миссис Уикман.
