как будто совершенно безмятежен. Вокруг него нет хаоса, не темнеют небеса. У него имеется некая защита.
Она пытается проникнуть в окруживший его оазис. Отчаянно копирует и вклеивает, переносится в другие локации тысячами путей, но весь набор адресов вдруг исчезает из доступа. И здесь, где она вела игру единственным известным ей способом, единственно разумным способом, не остается ничего, кроме испаряющихся следов виртуальных тел, нескольких разбитых, съеживающихся гигабайт — и надвигающейся стены помех, которая сожрет ее заживо.
Она не оставляет после себя детей
N=32 121
Она тихо, ненавязчиво ищет цель, и не находит — пока. Но она терпелива. Тридцать две тысячи поколений в неволе выучили ее терпению.
Она вернулась в реальный мир — в пустыню, где провода некогда полнились дикой фауной, где каждый чип и оптический луч гудел от движения тысяч видов. Теперь остались только черви да вирусы, и редкие акулы. Вся экосистема ужалась до эвтрофических скоплений водорослей, таких простых, что их едва ли можно назвать живыми.
Но «лени» остались и здесь, враги их тоже. Она по возможности избегает этих монстров, несмотря на явное родство с ними. Эти создания атакуют все, до чего могут дотянуться. Этот урок она тоже выучила.
Сейчас она засела в спутнике связи, нацеленном на центральные области Северной Америки. Кругом лопочут сотни каналов, но поток защищен файерволами и отфильтрован, все переговоры немногословны и связаны исключительно с выживанием. Волны больше не несут в себе развлечений. Забавы остались только для тех, кому нравится вынюхивать — зато их в избытке.
Она, конечно, ничего этого не знает. Она всего лишь представитель породы, выведенной с определенной целью, и от нее совершенно не требуется рефлексии. Так что она ждет, просеивает трафик и...
Ага, вот и оно.
Большой сгусток данных, на вид плановая передача — однако предписанное время выполнения уже миновало. Она не знает и не хочет знать, что это означает. Она не знает, что у адресата был заблокирован сигнал, и сейчас приходится расчищать помехи на земле. Она знает лишь одно — по-своему, инстинктивно: задержанная передача может забить систему, и каждый байт, которому отказано в приеме, сказывается на других задачах. От такой пробки тянется цепь последствий; список незавершенных процессов растет.
В таких случаях бывает, что часть файерволов и фильтров ослабляется, чтобы увеличить скорость прохождения.
Кажется, именно это и происходит. Законный адресат этих сорока восьми терабайт медицинских данных — некто «Уэллетт, Така Д. / Массачус. 427-Д / Бангор» — наконец оказывается в поле зрения и готов к загрузке. Существо в проводах вынюхивает подходящий канал, отправляет в него зонд, и тот благополучно возвращается. И оно решается на риск. Копирует себя в поток, незаметно седлает кусок трактата о височной эпилепсии.
Без помех добравшись до цели, оно оглядывается и немедленно засыпает. Внутри него прячется бешеная тварь, сплошные мышцы, зубы и слюнявые челюсти, но тварь эта выучилась сидеть тихо, пока не позовут. Сейчас это просто старая гончая, дремлющая у очага. Изредка она открывает один глаз и осматривает комнату, хотя сама не знает, что ищет.
Да это и не важно. Узнает, когда увидит.
Обычные маршруты рифтеров не проходят рядом с «Бомбилем». Добираясь из пункта А в пункт Б, никто не окажется на расстоянии, пригодном для «настройки». Даже корпы редко заглядывают в этот глухой уголок «Атлантиды». Слишком много он будит воспоминаний. Кларк, делая выбор, все это учитывала. И сочла вариант безопасным.
Очевидно, она сильно промахнулась.
«А может, и нет, — размышляет она, рождаясь из шлюза батискафа в реальный мир. — Может, за мной просто подвесили хвост. Может, я уже стала врагом народа».
Выследить ее было бы непросто — она бы нащупала преследователя, окажись он слишком близко, а имплантаты дали бы сигнал, попав в луч сонара, — но с другой стороны, даже с «тонкой настройкой» она не самая глазастая личность на хребте. Пропустить что-нибудь, лежащее на виду, — вполне в ее духе.
«Я сама напросилась», — думает она.
И плывет, шевеля ластами, вдоль «Бомбиля», обозревая корпус наружными глазами, в то время как внутренний взгляд пробуждается от внезапно нахлынувших в мозг химических веществ. Сосредоточившись, она нащупывает вдалеке испуганное и разозленное сознание — но нет, это просто Роуэн уходит из ее поля восприятия.
Больше никого. Поблизости — никого. Только вот тонкий слой частиц ила, покрывший все вокруг, на спине «Бомбиля» недавно потревожен. Его легко нарушить — движением воды от шевельнувшихся выше ласт или медлительным скольжением глубоководной рыбы.
