— Что еще делает? Ну, как все лунатики. Воет на луну, в койку мочится…
— В койку мочится?! — восторженно спросил Клык.
— Увы. Только так. Поэтому он даже без простыни спит, прямо так, на решетке.
Клык захлопал в ладоши и вдруг резко остановился.
— Что? — не поняла я.
— У меня был брат, — сказал Клык. — Тут же, здесь. Я вчера вспомнил.
— Брат? — удивилась я.
— Брат. Его звали… — Клык замолчал и принялся почесывать уши. — Как то его звали… Нет, я точно помню, ты мне веришь?
Клык схватил меня за руку и посмотрел в глаза. Ему очень хотелось, чтобы я ему верила.
— Верю.
— Они с ним что то сделали, — шепотом сказал он. — Что то нехорошее. Он кричал. Я помню, что он кричал. Кричал, кажется… Они его электричеством стучали…
Клык принялся протирать виски стальными шариками размером с лимон каждый. Сначала по часовой стрелке, затем против, затем приложил шары ко лбу.
— Били электричеством, — повторил он. — Топили. Подвешивали.
Клык принялся перечислять, но я его остановила, не хотелось мне это слушать.
— Да… — кивнул он. — Да, не хочется вспоминать. А еще у меня зуб синий.
— Чистить надо, — посоветовала я.
— Я чищу два раза, а все равно синий. Вот смотри.
Клык растопырил пасть, я не удержалась и поглядела. Зуб
у него был на самом деле синеватый. Странно. Хотя я сейчас почти ничему не удивлялась.
В дверь постучали. Нагло, бесцеремонно, по–дрюпински.
— Заходи, — разрешила я.
Показался Дрюпин.
— Дрюпин, правда, что ты лунатик?! — спросил Клык.
Я подмигнула сразу двумя глазами и сдвинула брови.
Я сдвинула брови сильнее.
— Да, лунатик, — кивнул Дрюпин. — Стыдно признаться, но я лунатик. Самый жесточайший лунатик, который только бывает.
— Лунатик! Лунатик! Лунатик! — принялся дразнить Клык. — А что лунатик делает? Правда, что ты койку мочишь?
Дрюпин взглянул на меня свирепо.
— Не каждую ночь… — я попыталась сгладить ситуацию.
— Каждую, — перебил меня Дрюпин. — Каждую ночь и два раза. И еще я кричу во сне. Иду по коридору — и кричу!
— Я слышал, — кивнул Клык. — Слышал, как ты завываешь. Думал, что это Годзилла.
— Кто? — не понял Дрюпин.
— Годзилла — это такая ядовитая ящерица. Она приходит по ночам, смотрит тебе в глаза и навевает кошмары.
— Не, я не Годзилла, — поправил Дрюпин. — Годзилла в кровать не мочится, а я два раза за ночь.
Дрюпин еще раз пронзил меня свирепым взглядом.
— Мочусь, а потом завываю. От бессилия. Во как.
Дрюпин принялся завывать, зверски так, с надрывом. Клык расхохотался, шлепая губами, а я поняла, почему никогда не видела его синего зуба — потому что он губошлеп. Дрюпин продолжал завывать, то и дело поглядывая на меня пронзительно.
— Лунатиком быть совсем не так просто, как вам кажется, — злобно сказал Дрюпин. — Это тяжелый крест, между прочим. Я придумал специальную систему ремней, которая захлопывалась бы автоматически, когда я ложусь спать. Но поскольку я знаю секрет этой кровати, я всегда освобождаюсь от своей же западни. Знаете, как это страшно — просыпаешься посреди коридора, а в руках топор! И такое странное в голове жужжание…
Договорить Дрюпин не успел, в ноги ударило, я подскочила почти до потолка и свалилась обратно на пол, пребольно ударившись о диван, тут же стало темно. Только громыхало, только Дрюпин орал и безумно хохотал Клык.
Землетрясение. Нас трясло. Как майских жуков, посаженных в жестяную банку. То и дело я подскакивала и обо что то стукалась. Дрюпин охал. Клык орал.
— Они идут! — орал он. — Они близко!
Если честно, было страшновато. Мне совсем не хотелось, чтобы сейчас обрушился потолок, чтобы мы оказались в железной ловушке, да еще в
