— Да так… — Зимин отмахнулся. — Не то съел. Маринованные левиафаны сегодня были решительно третьей свежести, тошнит немного. Я пойду… Попью водички.
— Давай–давай. А я еще поброжу вокруг, глядишь, еще что интересное найду. Снегиря, к примеру. Тытырин и Снегирь, Снегирь и Тытырин.
Лара хихикнула.
Зимин поспешил на воздух.
На ступенях Дома культуры он остановился и привалился спиной к высокой и сырой круглой колонне. Воздуха не хватало. Его было много вокруг, Зимин дышал, но казалось, что где то посередине вдоха воздух перехватывал кто то другой, тоже не надышавшийся, так что до легких почти ничего не доходило.
И тошнило. Тошнило, чертовы маринованные левиафаны, не надо было их даже пробовать, это ведь явное отравление, желудок, непривычный к подобной пище, вот–вот не выдержит и…
Зимин озирался в поисках кустов, куда можно укрыться, но тут появился Кокосов. Взял и выступил из за соседней колонны, точно нарочно поджидал.
А ведь и поджидал. Поджидал, зараза!
Зимин попробовал разозлиться, но сделать это в состоянии тошноты оказалось непросто.
— Добрый вечер, — сказал Кокосов.
— Удивительно добрый. Приобщился к современному искусству, отравился подводной дрянью, теперь ты, Кокосов. А что потом? На город нападет Годзилла?
— Годзилла, хе–хе, смешно… Кстати, вполне может и напасть, вода в реке все поднимается и поднимается.
— Годзилла подкрался незаметно, — выдохнул Зимин. — Так всегда и бывает.
Кокосов рассмеялся и снова сделался серьезным.
— Вы видели? — спросил он сумрачным голосом.
— Видел?
— «Краткую историю тьмы»?
— Ее. И что? Людей с фамилией Тытырин в мире полным–полно. Совпадение. Мало ли Тытыриных на свете? И не надо рассказывать мне про рок.
— А как же Тьма?
— А что Тьма?
— Это знак, — Кокосов обреченно покачал головой. — Вам показан еще один знак, а вы все упорствуете и упорствуете. Поверьте, ничем хорошим это не кончится.
Кокосов тяжко вздохнул.
— Для кого не кончится? — поинтересовался Зимин.
— Для вас. Для всех нас.
Кокосов снова вздохнул.
— У меня есть знакомый гирудотерапевт, — сказал Зимин. — Могу рекомендовать. Очень помогает, знаете ли.
— Знаю, знаю, у вас это в книжках часто проскакивает — про пиявок.
— Да? — удивился Зимин. — А я и не замечал.
— Со стороны иногда гораздо виднее. Вы любите вспоминать про пиявок и Влада Цепеша, любите мотоциклы, холодное оружие, еду. В голове, опять же, у вас все время что то кружится.
— Знаешь, Кокосов, я чрезвычайно утомлен современными художниками, — сказал Зимин. — Ощущаю, что в моей душе образовалась некая брешь. И чтобы ее заполнить, мне непременно нужно съездить кому нибудь по морде.
— Вы должны написать пятую книгу.
— Что я должен сделать? — спросил Зимин. — Не расслышал. Мне кажется, ты сказал что то про литературу?
Он начал незаметно разворачиваться, выставляя левую ногу чуть вперед, а правой рукой начиная незаметно почесывать подбородок.
— Вы должны написать пятую книгу, — твердо объявил Кокосов. — Обязаны.
— Ах да, конечно, — ухмыльнулся Зимин. — Сейчас, только за профитролями сбегаю.
Зимин ударил. Правый боковой, точно в подбородок, от такого удара Кокосов должен был осыпаться на асфальт мелким прахом.
Но в этот раз Кокосов оказался подготовленнее и быстрее, уклонился, выпустил из рукава длинный продолговатый предмет, ткнул им Зимина в плечо.
Шокер, успел подумать Зимин.
