что жрут и гадят. А когда они уйдут – от луга не останется ничего.
Похоже, скачок, о котором говорил Гермес, нужен скорее богам, чем людям.
Юлиус разом погрустнел, но долго это состояние не продлилось. Мошенник увидел в толпе пирующих знакомый лик Тихе. Кажется, богиня улыбнулась ему. «Хороший знак, – подумал он. – Или случайность?» Как будто в ответ на ладонь к нему опустилась цветочная звездочка. Она была соткана из зеленых и белоснежных лепестков напополам со светом, мерцала и переливалась. Полежав несколько секунд, цветок задрожал и распался… на горсть бледных конфетти.
– Балаганное чудо, – усмехнулся Юлиус. – Может, именно такого я и заслуживаю?
Он поднес ладонь к глазам. Разноцветные конфетти блестели и переливались на солнце. Задумавшись на секунду, он слизнул красный кружок. А потом два синих. Кисленькие леденцы щипали язык. Краем глаза Юлиус увидел, как Гераклид пробивается сквозь свиту к Гефесту, и улыбнулся – на этот раз широко и радостно, как в детстве. Как ни крути, мошенник до подъема на Олимп слишком любил ярмарки и балаганы, чтобы сейчас окончательно и презрительно отказываться от этой привязанности. Кому изысканные и высокоморальные радости, а ему предназначена компания бога воров, двуликого кривляки и богини случайностей – правда, по слухам, не она вертела случаем, а случай распоряжался ею, как хотел.
– А теперь, дорогие боги, смотрите – на арене самая знаменитая балаганная труппа современности и ее главный комик – Гераклид! – прошептал Корпс и прищурил глаза. Толстый Аквус как раз отступал от Гефеста, заискивающе глядя ему в глаза, с поклонами, на трясущихся ногах. Вся его фигура выражала крайнюю степень восторга и подобострастия, однако взгляд уже нацелился на следующий объект поклонения – всего в десятке метров Посейдон хлестал вино прямо из горлышка.
– Давай-давай, ловкий наш, – пробормотал Юлдиус голосом сладким, как амброзия, и свистнул с ближайшего столика творожную лепешку.
…
Обратная процессия выглядела уже не столь внушительно. Украдкой помахавший вслед Янус не преминул съязвить про облупившуюся краску и вред чревоугодия, однако Юлиус не купился на провокацию, сдержанно кивнул на прощание и от души дал Гераклиду пинка под зад, чтобы тот двигался быстрее. Желательно, быстрее, чем встречные муравьи и ленивые облака, спящие вокруг обиталища богов.
Особенно движение вниз замедлял лист бумаги, который Гераклид трепетно сжимал в потных ладонях – через каждый шаг его надо было рассматривать, разглаживать, поднимать к лицу и дышать на него. По всей видимости, свернуть в трубочку или – не дай Зевс! – сложить пополам или четвертинкой этот ценный документ было принципиально невозможно.
– Надругательство над божественной ценностью! – возмутился Гераклид, когда Юлиусу надоело возведение листа тонкой шелестящей бумаги в ранг безусловного абсолюта.
Если кто-то и мог в этом мире двигаться медленнее, чем отягощенный счастьем и автографами Аквус, так это Флавия. Героически перепробовав все вина, доставленные на праздник, жрица приобрела бесценный опыт дегустатора, но потеряла всю скорость передвижения.
Юлиус с трудом держал себя в руках, чтобы не подгонять ее колкостями. Или чтобы просто не схватить ее за руку и не тащить за собой. Единственное, что его останавливало – мошенник и сам не мог резво спускаться в мир людей.
Дело в том, что пока Гераклид собирал автографы, а Флавия исполняла свой жреческий долг, Корпс здорово объелся! В конце концов, глупо побывать на божественном пиру и не отведать амброзии. А потом еще и еще.
– Так-так-так, – Гермес, как всегда появился неожиданно, но на редкость вовремя – сгреб Флавию, которая собралась-таки засыпать на ходу, в объятия и подхватил листок, упущенный Гераклидом. – Успешно?
– Более чем, – Юлиус икнул и зачем-то продемонстрировал крылоногому богу горсть золотистых леденцов и деревянную дудку, обвешанную цветными лентами.
Мошенник и его покровитель несколько секунд разглядывали эти ценные ярмарочные сокровища, а потом хором рассмеялись.
Глава двадцать пятая.
Тогда и после
– Думаешь, мне стоит идти? – Юлиус спрашивал седьмой раз подряд. На месте Гермеса еще два раза назад он бы себя просто придушил на месте за трусость и отсутствие любопытства. Что за позор для честного вора!
– Я вот что не пойму, – Гермес сидел на придорожном камне и разглаживал перья – крылышки на сандалиях сильно пообтрепались. – Если бы я не позвал тебя с собой, ты бы сам побежал следом. Разве нет? Больше того, прибежал бы на встречу самый первый, нашел укромное место и оттуда
