какое-нибудь мошенничество.
– Ты меня обижаешь, – возмутился тот. – Когда это я опускался до подобного?
Тучи рассеялись, и Юлиус вновь смог рассмотреть присутствующих. Теперь они уже выглядели не так грозно. Кажется, боги были обескуражены. Некоторые – до такой степени, что стали уходить, не прощаясь. На том месте, где за мгновение до этого стоял Посейдон, взметнулась волна и с шипением ушла вниз, сквозь пол, оставив после себя островки пены. Прекраснейшая из бессмертных, Афродита, надула губки и, звонко цокая каблучками, направилась к двери. За ней, тяжело переваливаясь, пошла грузная Деметра, бормоча под нос что-то о нерадивых жрецах. «Молиться надо было лучше, храмы выше и жертвы богаче…» – сумел расслышать Юлиус. Гестия исчезла молча и незаметно.
Что же вы так, – Зевс оперся подбородком о сложенные руки, мягко улыбнулся и вмиг превратился в добродушного старичка, на вид абсолютно безопасного. Похоже на сытого кота, который убил и съел десяток мышей, а после этого прилег отдохнуть на пороге амбара с лоснящейся довольной мордой. – Почему ходите без напутствия? Или хотя бы без признания собственного поражения.
Насчет поражения мы еще посмотрим!
Гефест скрипнул зубами, развернулся и бросился к двери. По пути он в сердцах размахивал молотом направо и налево – так широко и сильно, что Юлиус вдруг обнаружил себя забившимся под стол и прикрывающим голову руками. Ум еще не успел проанализировать опасность, а инстинкт самосохранения уже сделал свое дело.
Вот уж не думал, что последним останется самый вспыльчивый, – проводив взглядом Кузнеца, громовержец уставился на Ареса.
А какой смысл уходить сразу после того, как вспылил? – бог войны провел ногой по полу, чертя дорожку в золе и угольках. – Идеи переворота и прогресса неплохи, если забыть о том, что для нас это поражение. Надоело держать бойцов на мечах, когда давно пора брать в руки пистолеты…
Арес подхватил со стола шлем, украшенный высоким плюмажем, оскалился и тоже ушел. Афина, которую Юлиус до последнего мгновения принимал за статую, наклонилась к Зевсу:
Отец, ты уверен, что их следовало отпустить?
Уверен.
А если они начнут восстание?
Не начнут. Запечатленное слово бога гораздо сильнее его сиюминутных порывов. Тем более, что я верю – со временем они все поймут выгоду. Пусть сила и власть перестанут зависеть от молитв и жертв, зато какой простор для творчества! Для новых изобретений! Для… а специально для Юлиуса я хотел бы сказать пару слов.
У Корпса вмиг пересохло в горле.
А… – оказавшийся за спиной Гермес схватил его за шиворот и выволок из-под стола.
– Здорово ты придумал с автографами. Уж если на чем и играть, так это на нашем самолюбии. Каждому хочется признания.
– Ээээ… Ну, да, – на язык просились лишь отдельные буквы и самые короткие бессмысленные слова.
– И особенно тонким ходом было поручить дело тому, кто не знал о его истинной сути.
– Зато по возвращении меня ждет истерика со стенаниями и причитаниями – «ах, куда исчезли драгоценные подписи богов и их приспешников…» – Юлиус нашел в себе силы поиронизировать и в честь этого даже собрался выдохнуть с облегчением, но не успел.
– Поговорим о твоей судьбе.
Сказано это было спокойно, однако живое воображение мошенника сразу подкинуло ему воспоминания о знаменитых ворах, чьи головы находили на пиках, а тела – в колодцах. После того, как они выполняли задание какого-нибудь важного господина – настолько важного, что ему ни к чему оставлять свидетелей.
– Чего ты хочешь? После всей этой аферы, которую провернули вы с Гермесом, он выпросил у меня отдых до начала нового века. Осталось узнать, чем я могу наградить тебя. Думай и отвечай быстро – я не люблю чувствовать, что должен смертному.
Лишь стоило этим словам прозвучать, как Юлиус Корпс понял, что до этого жил неправильно.
«Никогда не накапливай вещей. Отправляйся в путешествие налегке. Не имей ничего, что тебе не жалко потерять…» – все эти наставления Фавна, ставшие для мошенника принципами, рассыпались в один миг, словно их не было. Для этого оказалось достаточно всего лишь одной фразы «Чего ты хочешь?». Правда, ее задал тот, для кого не было никаких преград, и может быть, именно поэтому в голове Юлиуса вмиг образовалась воронка, втянувшая в себя здравый смысл. Как говорится, слишком хорошо – тоже плохо.
«Что я хочу? Вот так просто взять и сказать? Корабль, как у Леонида… нет! Никаких кораблей, морозильных ларей и прочего. Нужно что-то принципиально новое. Но что? Мне ведь так много всего нужно, у меня ведь никогда ничего толком и не было. Может быть, я хочу красивую, умную и послушную жену? Нет. Я еще не готов. Предугадывать мысли людей, чтобы знать, как их обмануть? Так неинтересно. Чтобы никогда не было ни холодно, ни жарко? Надоест. Свой собственный остров? Вечную жизнь?»
Голова шла кругом. Юлиус переводил взгляд с Гермеса на Зевса, ожидая, что кто-нибудь из них подскажет. Намекнет, где сокрыта выгода. Но один посмеивался, а второй становился все более нетерпеливым.
