наблюдал бы, давясь смехом от получившегося балагана. Нет?
– Да!
– Тогда хватит вести себя так, будто я тебя на перекресток дорог к Гекате тащу. В полночь. Связанного. Вместо этого стоило бы гордиться. Насколько я помню, за последние четыре тысячи лет никто не осмелился оспаривать желание Зевса видеть кого-то у себя перед троном. Особенно, если этот «кто-то» – парень, ухитрившийся провернуть такое дельце всего за три месяца.
– Да я не…
– Ты, конечно, не специально. По крайней мере, поначалу.
– Я не про то, друг мой, – Юлиус хмыкнул. – Я ведь не один все это провернул. Во многом случайно вышло…
– Как говорит твоя покровительница, Тихе, случайности не случайны. Так что не стоит умалять заслуги. Ты был основным двигателем этой истории. Так сказать, центральной осью, вокруг которой все и вращалось.
Корпс кивнул со смирением и покорностью, но на самом деле внутри разливалось ликование. Разом были позабыты мысли о том, что все вокруг самостоятельны, что заслуг Юлиуса никто не признает и прочее самокопание.
– А остальных брать не будем?
– Нет. Я очень люблю Фло, но, пожалуй, ей надо отдохнуть после вчерашнего. Свою порцию общения с богами она уже получила. А что касается Гераклида, – тут бог скривился, – он сыграл свою роль мастерски, да и я нахожу его забавным, но многие там, наверху, могут не оценить его эмм… манер. К тому же, ты представляешь, как будет разозлен тот же Гефест, узнав его?
– Да уж, представляю, – Корпс улыбнулся, но тут же нахмурился, кое-что вспомнив. – А как же Александр? Без него бы тоже многое не получилось бы.
– Он ушел, – Гермес пожал плечами. – Кажется, он действительно любит своего хозяина, потому что хныкал, пока я не позволил им воссоединиться. Думаю, так будет лучше для обоих. Может быть, наш маленький друг сумеет переубедить Леонида и вернуть ему душевный покой.
Юлиус подумал, что это было бы неплохо. Ученый ему нравился. До тех пор, пока не двинулся по скользкой почве авторских прав на электричество, и не расшиб себе там голову.
Во всех смыслах.
– Есть еще одна причина, по которой я не очень хотел идти, – признался Корпс. – Опять подниматься в гору. Конечно, мы можем поехать на повозке. Или верхом. Но все равно это ужасно утомительно.
Гермес расхохотался. Он смеялся так долго и заливисто, а смех был настолько заразителен, что мошенник и сам не удержался от улыбки.
– Глупость сказал, да? – спросил он, когда Гермес успокоился и только вытирал слезы в уголках глаз.
– Конечно, – кивнул тот. – Бог я или не бог?
После фразы он подмигнул Корпсу, показывая, что вопрос явно риторический.
Воздух вокруг них уплотнился, будто окунули в теплый кисель. Мошенник попробовал пошевелить руками – получилось, но с трудом. Затем по телу пробежала дрожь. Волосы поднялись, будто что-то тянуло их в небо. Послышалось сухое потрескивание.
А затем в один момент, с легким хлопком, все пропало.
– Ух-ты, – прошептал Юлиус, чувствуя, что других слов еще долго не сможет найти. Разве что «ах-ты».
Несколько секунд мошенник висел в пустоте. У нее даже не было цвета – будь вокруг молочный туман или чернильная тьма, глаза чувствовали бы себя гораздо лучше. Взгляд не мог ни за что зацепиться – ни за форму, ни за цвет, поэтому Юлиус почти мгновенно плюнул на любопытство и страсть к познанию, крепко зажмурившись. Здравый смысл подсказывал, что главное «ух-ты» подобных перемещений для смертного заключалось в банальной возможности быстро и безболезненно свихнуться на почве странности внешних обстоятельств.
– Думаешь заумно, как алхимик, – хохотнул за спиной Гермес.
– Я что, вслух это сказал?
– Именно. Держи себя в руках и не путай верх с низом, а мысли – с речью. Мы уже почти прибыли.
И действительно, почти тут же вернулась опора под ногами. Юлиус приоткрыл один глаз и обнаружил, что стоит на полу из черного мрамора с белесыми и перламутровыми прожилками. А вокруг медленно вырастали стены.
Все авторы исторических хроник, когда речь заходила о покоях Зевса, почему-то ограничивались общими словами и туманными обобщениями. Теперь мошенник осознал истинные причины. Зал казался… обыденным. Прямые линии, цвета в серой гамме – ни сногсшибательных украшений, ни пляшущих нимф, ни лазурных водопадов. И разлитая в воздухе звенящая тишина, будто рассыпающаяся каждую секунду на хрустальные осколки и колокольчики. И гул колокола, прозвучавший, как только Юлиус осмелился пошевелиться.
– Это нас приветствуют, – усмехнулся Гермес и повел Корпса к высокой двери из резной кости. – Старина любит показуху и театральные эффекты, этого у него не отнимешь.
– Да уж… – начал было Юлиус и прикусил язык. Первый раз в жизни – не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. До крови и багровых
