Руси, а в перспективе – досрочное присоединение богатыми овчиной Татарии да Монголии. Ух!
– А чего ты там про нити, что кожу в мясо рвут, говаривал? – вырвал как-то его из размышлений Милован.
– А? – тот не сразу и сообразил, о чем товарищ его вопрошает.
– Ты как-то говаривал про то, что чесноку надобно бы наготовить против конницы Тохтамышевой, так ведь? – продолжал Тверд.
– Ну так, – не сразу вспомнил Николай Сергеевич.
– Так вот ты про нить металлическую вспоминал, что как еж иголками утыкана. Так не может оно быть такого. Вон, тебе даже и кольчужник скажет!
– Не можно нить стальную иглами утыкать! – проворчал Милован, подталкивая вперед крепыша. – Вон, для кузнеца диво это дивное, – мужик утвердительно затряс головой, подтверждая верность слов своих спутников.
– Да кто сказал, что утыкана-то?! – удивился преподаватель. – Проволока обычная, только во всю длину обрезки металлические, что стружка, навязаны. Главное, заострить как следует обрезки те с обоих концов.
– А толку-то? – оживленно поинтересовался Тверд, но Булыцкий, задумавшись о своем, как-то и не обратил внимания.
– Толку? Ну если муж в доспехах ладных, то немного. Задержит лишь, и то слава Богу. А вот если в легких охотничьих, то – беда. Особенно если не одна нить такая, а несколько протянуты.
– Ну так и что? Разбросать их по земле? Ну и будет валяться. Толк какой?
– А чего разбрасывать? Ты столбцы вбей, да натяни нити-то! Тебе-то чего?! Что за печаль?!
– Да какая печаль-то? – собеседник поспешил нацепить равнодушное выражение лица. – Оно иной раз уж слишком ты вещи чудные говариваешь. Вот оно и получается, что не всегда и сразуметь можно.
– Ну, сейчас уразумел?
– Сейчас – да.
– А на что тебе?
– Так от лихих штука ладная, – спокойно отвечал Тверд. – Я такую теперь буду мастерить.
– А кузнец твой чего молчит как рыба?
– Так немой!
– А приволок зачем тогда его?
– Ну приволок, – развел тот руками, видимо, не ожидавши такого вопроса. – Ладить-то змею эту ему, а не мне. – А после этого снова исчезли товарищи его. И только и видывал он их разве что по утрам да по вечерам, ну и в день отъезда. Явились оба в ноги поклониться Сергию и спутнику его да благословение получить.
Обратно ехали гружеными. Дары княжьи да приобретения Николая Сергеевича: мешки с шерстью, слюда, инструмент. Наверху громоздилась неуклюжая коробка теплицы, за которой, как за дитем, приглядывал пенсионер.
Уже там, в пути, разглядывая окрестные пейзажи да за свечкой поглядывая, Булыцкий все-таки решил для себя: валенки – после боя с Тохтамышем; все одно даже если сейчас их сделать, никто не оценит. Не по сезону. А вот то, без чего совсем беда, – стекло. Без него и парник не парник, и рассаду не уберечь от холодов весенних. А пузырь бычий, да тьфу он, а не защита. Да и свечек с углями не напасешься, все чтобы всходы каждый раз согревать. Да и летом-то как? Не угадаешь. А со свечами еще, чего доброго, и вправду спалишь монастырь Троицкий. Надежда на слюду была, конечно, но слабая. Ясно уже было, что производство стекла осваивать придется, да вот только беда: технология ну совсем неведома была пришельцу. И так, и сяк вспоминал тот, собирая осколки полученных когда-то знаний по химии да физике. Вон, даже «Таинственный остров», там инженер производство наладил из песка пляжного вроде. Так у него вроде и песок не простой был. Но только все это без толку. Эта головоломка ну никак не хотела складываться воедино! Ну хоть ты тресни! За думками этими невеселыми и прошла дорога вся их от Москвы до самого Троицкого монастыря, где, встреченные всей братией, оба – и Николай Сергеевич, и Сергий – вернулись к делам своим. Старец – к молитвам, пришелец – к ожиданиям воевод да к головоломкам своим – что да как еще сладить бы!
Шестая часть
Дни потянулись медленно. Едва-едва. Время словно нехотя перекатывалось от утреннего молебна к занятиям по грамоте. Затем – обедня и следующие за ней уроки по арифметике да геометрии, где монахи с Сергиева благословения осваивали непривычные им арабские цифры да фигуры строили.
Вообще-то внедрение арабских цифр чуть с самого начала не запнулось о стену непонимания со стороны святого отца, тем более что пришелец имел неосторожность проговориться об их источнике.
– Не позволю! – гневно ударил посохом тот. – В обители православной науки лукавые! Сразу бы сказал, так я бы и Тимохе не позволил! А то и сам грешен, и других в блуд тянешь!
– Да какая беда-то? – без сил развел руками пенсионер.
