– Отпустите, пожалуйста.
– Нет, Дэя, – прошептали мне в волосы.
И уже не сдерживая ни слез, ни судорожных рыданий, я все же спросила:
– За что вы так со мной? За что? Вы что, действительно считаете, что у меня гордости совсем нет?! Да, у меня ее значительно меньше, чем у вас, но… Тогда у меня не было выбора, совсем не было, я не могла позволить, чтобы меня отчислили из академии, потому что даже стать вашей любовницей было меньшим злом, в сравнении с рабством у лорда Градака… Хотя я и представить не могла, что вам от меня именно это требуется! И ваши намеки про то, что за свои обеды вы предпочитаете платить сами, но я…
А он молчал, крепко сжимая меня в объятиях, и сквозь слезы я прошептала:
– Как вы могли так обо мне подумать? Как?! Неужели в ваших глазах я настолько полное ничтожество?
И его сдавленное:
– Я не это имел в виду, Дэя.
– А что тогда? Что?! Как мне вообще стоит понимать ваш вопрос?
Риан промолчал.
– Неужели вы действительно думаете, что я бы согласилась выйти за вас исключительно из-за страха перед родителями?! – с горечью спросила я.
И его тихий ответ:
– Прости… но что я еще мог подумать после того, что совершил? Я боялся, что ты возненавидишь меня.
– Ненавижу! – честно призналась я.
Он развернул, обнял, прижал к себе и, успокаивающе поглаживая по спине, прошептал:
– Я люблю тебя.
– «Так» не любят! – горько сказала, глядя в его черные глаза.
– Я не знаю, как любят другие, – глухо произнес Риан, – но Бездной клянусь, никто и никогда не будет любить тебя сильнее, чем я.
«Никто и никогда не делал мне так больно, как ты», – подумала я, но вслух этого не сказала. Да и не смогла бы из-за начавшейся истерики. Мы, северяне, народ скупой на эмоции, но стоит дойти до предела… И я плакала, выплескивая ужас от нападения Заклинателей, чувство бессилия в доме леди Тьер, страх за Риана в той полной умертвиями таверне, обиду за подавальщика в «Золотой арфе» и даже торжество победы, когда удалось спасти гоблина… И не могла остановиться… все никак не могла.
– Дэя, – полный отчаяния голос, – Дэя, прости меня.
Истерика по второму кругу. Я так в жизни не плакала. И когда он уложил в постель и лег рядом, все пытаясь успокоить, я никак не могла остановиться.
Когда я проснулась, в спальне никого не было. Смутным воспоминанием промелькнула прошлая ночь, магистр, оставшийся со мной до утра… Я свернувшаяся на постели и заснувшая со слезами на глазах… Его ладонь, сжимающая мои мокрые руки… И его тихое: «Прости меня, родная» перед самым рассветом, когда он все же ушел. А еще на моей левой руке вновь находилось обручальное кольцо, но я точно могу сказать, что не надевала его.
Через несколько минут с такой же уверенностью я могла утверждать, что уже и не сниму, – кольцо не снималось! Никак! Масло и мыло также не помогли.
От терзаний собственной руки отвлекло нарочито громкое:
– Дэ-эя!
Запахнувшись в полотенце, я выбежала из душевой и увидела Дару, восседающую на окне со Счастливчиком на руках.
– Слушай, он так быстро растет. – Дух смерти почесала котенка за ушком, тот выгнулся, замурчал. – Как-то чересчур. Ты, кстати, в курсе, от чего носители возрожденного духа могут расти с такой скоростью?
– Потому что на улице спит ночью? – предположила я.
– Потому что эмоциями питается, – сообщила Дара и, наклонившись, опустила котенка на пол. Смешно перебирая лапками, кошарик потопал ко мне. – Ну, рассказывай!
Молчу.
– Риате, ты издеваешься? – Дара спрыгнула с подоконника. – Ладно, про Тьера не рассказывай, но про поездку домой-то можно!
– Можно. – Я направилась к шкафу.
– Твои чемоданы в гостиной, – сообщила Дара, – могу принести.
В двери настойчиво постучали. Набросив халат, я пошла открывать и, едва распахнула створку…
– О мой нос меня не подвел. – Верис торопливо прошла мимо меня, сама двери закрыла, и я услышала радостно-возбужденное: – Ну, рассказывай.
Из спальни приплыла Дара и выдала: