Грехобор грустно усмехнулся.
– Даже убийством двадцати шести магов? – Мужчина оттолкнулся от стены и сделал пару шагов навстречу колдуну. – Двадцати шести детей? О-о-о… не знал, что духи могут бледнеть. Любопытно.
– Что… ты… такое… несешь? – Слова выталкивались из горла с трудом.
– А ты решил, что, раз умер, грехи не пристанут? Вроде как мертвые сраму не имут? – Грехобор подошел еще ближе. – Не-э-эт, колдун. А теперь подумай. Ты рассказал о разговоре между отцом и дэйном, ты заронил в души колдунов мысли об использовании магов. Ты виноват в смерти «спасенных».
– Нет… – хрипло, неверяще прошептал Глен. – Это ложь. Я никого не убивал. Я хотел…
– Но они умерли, – безжалостно напомнил маг и пригвоздил: – Колдун, я – Грехобор. Я вижу все твои грехи. Все. Ты думаешь, как еще я мог узнать про Клетку? Про смерть магов? Мне не надо говорить с людьми – содеянное ими говорит за них. Мне не нужно узнавать новости и секреты – они для меня все на виду. Мне достаточно просто посмотреть. Ты убийца, колдун. На тебе повисло слишком много чужого горя и страданий. Потому что твои поступки причинили слишком много зла. Так что ты будешь делать со своими грехами, а?
Маг знал, что последует за его словами. Хриплое: «Возьми!» Протянутая рука. Молящий взор. Как всегда. Его могут презирать, ненавидеть, но когда знаешь, что на твоей душе лежат страшные в своей жути поступки, а рядом стоит тот, кто может тебя от них очистить, избавить навсегда – неизменно попросишь о помощи. О спасении.
А у Йена никогда не было выбора. Он собирал чужое чувство вины, злобу, ненависть, обиду, досаду, зависть. Брал, раз за разом убивая в себе тот малый свет, что еще оставался. Это – его жизнь. Сейчас он заберет у колдуна зло, которое его переполняет, как ливень полноводную реку, и уже через миг Глен снова будет смотреть на него с ненавистью и презрением, потому что собственные грехи перестанут давить на него, они станут грехами Грехобора.
И это было главной причиной человеческой ненависти. В маге люди видели лишь скопище пороков и зла. А о том, что пороки эти и зло – их собственные, страждущие, избавившись от них, забывали. Навсегда. Лишь оставалось где-то в душе смутное воспоминание о нескольких мгновениях беспомощности и унижения, да и то оно блекло со временем, выцветало, стиралось, а потом и вовсе забывалось навсегда.
Маг уже привычно вскинул руки, собираясь выполнить то, что было предначертано, когда взгляд упал на кольцо.
Венчальное украшение.
Он более не изгой. Не бесприютный странник. Он – муж. Он имеет право выбора. И у него есть та, ради которой он может и должен жить. Поэтому он отступил от колдуна и ответил, чувствуя несказанное облегчение от возможности впервые в жизни отказать:
– Нет. Твой грех останется при тебе.
Глен сделался пепельного цвета, лицо застыло, в глазах промелькнула мольба.
– Грехобор…
– Нет, колдун. Придется тебе с этим жить. И искупать самому, если хватит сил.
Странно. Как духа могут не держать ноги? Глен рухнул на землю, запустил руки в волосы. Убийство…
– Я уже мертв, – глухо сказал он. – Я не смогу искупить…
И услышал, как глубоко вздохнул Грехобор.
– Как ты оттолкнул Василису? – спросил он вдруг.
– Не знаю, – через некоторое время отрешенно ответил Глен. – Разозлился. Видел, что удумала та карга, и вспомнил себя… ненавижу магов! Сволочи…
– Согласен, – спокойный ответ Грехобора слегка остудил кипящую злость.
Глен поднял голову, встречаясь взглядом с магом.
– Зачем ты об этом спрашиваешь?
– То есть ты не хотел принять силу Шильды? – пренебрег его вопросом Грехобор.
– Нет. Сдалась она мне – постоянно с ней борюсь. Одна злоба да ярость. – Колдун передернулся и повторил вопрос: – Зачем тебе?
– Где ты умер?
Похоже, отвечать ему маг не собирался.
– В коридоре Цетира, – ответил мужчина. – Думал, что вырвался, а оказалось – нет.
– Кто тебя убил?
– Дэйн, который постоянно сюда ходит, – поморщился собеседник.
Разрешенный маг хмыкнул.
– Грехобор! Что ты пытаешься понять?
– Стоишь ли ты того, чтобы помочь тебе вернуться к жизни.
