девушек заметила меня и призывно помахала рукой. Когда я покачал головой, пожала плечами и вернулась к своему занятию.
Старуха уставилась на меня, как стервятник.
– Видишь, что я имею в виду?
Девушка вошла в ритм. Увидев, что я по-прежнему смотрю, ухмыльнулась и снова поманила меня. Будь у нее огромные желтые глаза, получился бы отличный трог.
Я зажмурился, потом распахнул веки. Ничего не изменилось. Девушка и ее друзья никуда не делись. Продолжали трахаться и славно проводить время.
– Лучшие и умнейшие, – пробормотала старуха.
Посреди двора раздевались новые студенты, и никого из них не волновало, что они делают это среди бела дня, не волновало, что кто-то их увидит, не волновало, что о них подумают. Пара сотен ребят, и ни у одного не было ни книг, ни тетрадей, ни ручек, ни бумаги, ни компьютера.
Старуха рассмеялась.
– Чему ты удивляешься? Ты же не станешь утверждать, что никто из вас ничего не заметил? – Она помолчала, затем недоверчиво всмотрелась в меня. – Троги? Бетонный дождь? Репродуктивные расстройства? Ты никогда об этом не задумывался? – Она покачала головой. – Значит, ты глупее, чем мне показалось.
– Но… – Я прочистил горло. – Как это могло… То есть… – Я замолк.
– Мой муж занимался химией. – Она покосилась на ребят, совокуплявшихся на ступенях и в траве, снова покачала головой и пожала плечами. – По этому поводу написано множество книг. Некоторое время даже печатали рассказы в журналах. Минусы грудного вскармливания и тому подобные вещи. – Она нетерпеливо махнула рукой. – Мы с Рохитом никогда об этом не задумывались, пока его студенты не начали глупеть с каждым годом. – Она фыркнула. – А потом он протестировал их – и оказался прав.
– Не может быть, чтобы мы все превращались в трогов. – Я продемонстрировал свою бутылку «Суэтшайн». – Как бы тогда я смог купить эту бутылку, или наушник, или бекон, или что бы то ни было еще? Кто-то же производит все это.
– Ты нашел бекон? Где? – Старуха заинтересованно наклонилась вперед.
– Жена нашла. Последнюю упаковку.
Она со вздохом откинулась назад.
– Какая разница. Все равно мне нечем его жевать. – Посмотрела на мою бутылку «Суэтшайн». – Кто знает? Может, ты и прав. Может, все не так плохо. Но это самая длинная беседа, что мне доводилось вести после смерти Рохита. Похоже, большинство людей просто не в состоянии сосредоточиться на чем-то, как раньше. – Она смерила меня взглядом. – Быть может, твоя бутылка просто означает, что где-то есть фабрика, которая столь же хороша, как когда-то были твои канализационные помпы. И пока никаких серьезных поломок не произошло, мы сможем пить «Суэтшайн».
– Все не так плохо.
– Может, и нет. – Она пожала плечами. – Для меня это больше не имеет значения. Я скоро отброшу копыта. А ты останешься решать проблемы.
Когда я выбрался из университета, уже наступила ночь. Я нес полный пакет книг, и никто не знал, что я их взял. Пожилой даме было все равно, верну я их или нет, она сказала мне брать что угодно, дала ключи и попросила запереть за собой дверь. Все книги были толстыми, с уравнениями и диаграммами. Я просмотрел их одну за другой, прочел по небольшому кусочку каждой, прежде чем сдаться и перейти к следующей. Я не понимал, о чем идет речь. Словно пытался научиться читать, не познакомившись с алфавитом. Меркати был прав: мне следовало остаться в школе. Вероятно, я справился бы не хуже, чем студенты университета.
Половина зданий на улице была темной. Какое-то частичное затемнение по всему Бродвею. Одна сторона улицы, где осталось электричество, казалась веселой и яркой. На другой стороне в окнах мерцали свечи, напоминая болотные огоньки.
До меня донеслось эхо бетонного дождя, обрушившегося в паре кварталов отсюда. Я вздрогнул. Мир казался зловещим. Пожилая дама словно стояла у меня за плечом, показывая сломанные вещи, нагроможденные повсюду. Пустые торговые автоматы. Машины, на которых долгие годы никто не ездил. Трещины в тротуаре. Моча в водосточных канавах.
Как должна была выглядеть нормальная жизнь?
Я заставил себя взглянуть на положительные моменты. Люди продолжали заниматься своими делами, ходили в танцевальные клубы и кафе, отправлялись в центр или на окраину, чтобы навестить родителей. Дети катались на скейтбордах, а троги совокуплялись в переулках. Пара торговых автоматов была заполнена упакованными в целлофан рогаликами и бутылками «Суэтшайн» и мерцала зелеными огоньками, ожидая покупателей. Многие вещи продолжали работать. «Вики» оставалась отличным клубом, хотя Макс и забывал пополнять запасы. А у Мику и Гэйба родился ребенок, пусть у них ушло на это три года. Я не позволил себе задуматься, будет ли этот ребенок похож на университетских детишек во дворе. Не все еще сломалось.
Словно в подтверждение моих мыслей, подземка в кои-то веки довезла меня до нужной станции. Наверное, где-то на линии было несколько таких же парней, как я, парней, способных читать схемы и помнящих, что на работе надо не только разбрасывать по диспетчерской туалетную бумагу. Интересно, кто они. Интересно, замечают ли они, как сложно добиться чего бы то ни было.
