Когда я добрался до дома, Мэгги уже легла. Я поцеловал ее, и она проснулась. Смахнула волосы с лица.
– Я оставила для тебя саморазогревающийся буррито. Плита по-прежнему не работает.
– Прости, я забыл. Сейчас ее починю.
– Нет проблем. – Она отвернулась и натянула простыни к подбородку. Я решил, что она задремала, но потом услышал:
– Трэв?
– Да?
– У меня начались месячные.
Я сел рядом и начал массировать ей спину.
– Как ты?
– Нормально. Может, в следующий раз. – Она уже засыпала. – Нужно быть оптимистом, верно?
– Верно, детка. – Я продолжал массировать ей спину. – Верно.
Когда она уснула, я пошел на кухню. Отыскал буррито, встряхнул и вскрыл упаковку, держа ее кончиками пальцев, чтобы не обжечься. Откусил кусок и решил, что с буррито тоже все в порядке. Вывалил книги на кухонный стол и уставился на них, пытаясь решить, с чего начать.
Через открытые окна кухни, со стороны парка, донесся грохот очередного бетонного дождя. Я выглянул в пронизанную свечными огоньками темноту. Неподалеку, глубоко под землей, пыхтели девять помп; их лампочки подмигивали ошибками, журналы обслуживания пестрели ремонтными запросами, и все они трудились чуть усерднее теперь, когда шестая помпа отключилась. Но они работали. Построившие их люди постарались на славу. Если повезет, они проработают еще долго.
Я взял книгу наугад и начал читать.
Маленькие жертвы
Светятся голубым датчики на капельных проводах, уходящих в позвоночник Майи Онг. Она лежит на родильном столе, глядя темными глазами на своего мужа, а я сижу на табуретке между ее ног и ожидаю появления ребенка.
Майя состоит из двух половин. Над синей родильной простыней она держит мужа за руку, и потягивает воду, и устало улыбается его подбадриваниям. Под простыней, скрытое из вида и лишенное чувствительности благодаря постоянному притоку сайфусофта, ее тело обнажено, ноги закреплены в родильных скобах. Пурнейт заставляет ее живот ритмично сокращаться, продвигая плод по родовому каналу, к моим ждущим рукам.
Простит ли мне Господь мою роль в наблюдении за ее беременностью? Простит ли то, что я убедила ее пройти полный курс?
Я прикасаюсь к пульту дистанционного управления на поясе и ввожу еще пятьдесят миллилитров пурнейта. Моргнув, датчики показывают новую дозу, которая всасывается в спинной мозг Майи и пробирается к ее матке. Майя резко втягивает воздух, потом откидывается назад и расслабляется, глубоко дыша: я приглушила болевой ответ сайфусофтом. Призрачные цифры мерцают и ползут на периферии моего зрения: сердцебиение, кровяное давление, оксигенация, сердцебиение плода – все подается прямиком в мой зрительный нерв благодаря имплантату «МедАссист».
Майя вытягивает шею, чтобы увидеть меня.
– Доктор Мендоза? Лили? – Ее язык заплетается под воздействием лекарств, речь звучит медленно и сонно.
– Да?
– Я чувствую, как он брыкается.
У меня по шее бегут мурашки.
– Это родильные фантомы. Иллюзии, возникающие в период беременности.
– Нет, – выразительно трясет головой Майя. – Я его чувствую. Он брыкается. – Она касается живота. – Чувствую прямо сейчас.
Я вылезаю из-за родильной простыни и беру ее за руку.
– Все в порядке, Майя. Расслабься. Я посмотрю, что можно сделать, чтобы тебе было комфортней.
Бен наклоняется и целует жену в щеку.
– Ты отлично справляешься, дорогая. Потерпи еще немного.
Я обнадеживающе глажу ее по руке.
– Ты прекрасно трудишься на благо своего ребенка. А теперь расслабься, и пусть природа возьмет свое.
Майя сонно улыбается, соглашаясь, и ее голова откидывается назад. Я выпускаю вздох, который, оказывается, сдерживала, и начинаю отворачиваться. Майя садится прямо. Смотрит на меня неожиданно подозрительными глазами, словно все лекарства вдруг испарились, оставив настороженность и агрессию.