Эсти уже не сердилась, но погрустнела, ощущая себя виноватой непонятно в чем, да и Джей, похоже, был не рад, что завел разговор. Чего он добился? Узнал, что некоторые корабелы убивают людей? Так и некоторые люди убивают людей. Ничего нового.
– Слушай, я чего начал, мне же на самом деле интересно про вас узнать, про тебя.
Лучи солнца, пробивая листву, светили сквозь молочные волосы Эсфирь, превращая ее в подобие бесплотного духа, в светлый мираж на малахитовом ковре. Но лицо и руки миража были бронзовыми от загара и оттого – плотными до дрожи. Джером лишь сейчас заметил, что шрамик в уголке правого века девушки совсем белый. Он один остался не тронут жарой и солнцем.
– Откуда это у тебя? – спросил Джей, непроизвольно вытянув руку и касаясь искалеченного кусочка кожи.
Девушка опустила глаза, пару секунд смотрела в землю, словно обронила там ответ и пытается его найти.
– Однажды нас уже поджигали, – сказала она. Голос звучал ровно и спокойно. – Только не корабль, а наш дом. Ни меня, ни папы в тот момент не было, мы увидели огонь издалека и вернулись. Я побежала в свою комнату, чтобы забрать папин подарок, у меня день рождения как раз был. Папа еле успел меня поймать, но я надышалась дымом и упала, а на полу валялись угли, вот я со всего размаху виском на уголек и угодила. У меня еще несколько шрамиков есть на теле, но этот самый заметный.
Джей вдруг сел очень прямо, будто палку проглотил. Краска заливала все его лицо по самые уши.
– Прости, – наконец пробормотал он. – Я не знал. А кто… кто вас поджег?
Девушка пожала плечами.
– Скорее всего, подростки из соседнего поселка. У них считается высшей доблестью сделать нам какую-нибудь гадость. Особенно у приезжих, тех, кого родители отправляют летом к родственникам на море. Ты ведь здесь тоже у родных живешь?
– Да, – ответил Джей, покраснев еще больше.
– А я свою шхуну год строила… – проговорила Эсфирь куда-то в пустоту. – Папа помогал, конечно. И дядя Кемал, когда свободен был.
– У тебя… – Джером помялся, но все-таки спросил: – Твоя мама, она жива? Просто ты об этом не говоришь.
– А я не знаю. Она ушла, когда я была маленькой.
– Как, куда ушла?
Эсфирь улыбнулась, печально и самую капельку лукаво.
– В полуночные моря.
– Куда?
Она указала пальцем на небо.
– Космос.
– Но… зачем?
– Ее позвали. Маринеры. Ты знаешь, сколько сейчас на Данте чистокровных маринеров?
– Нет.
– Ни одного. Они все ушли лет одиннадцать-двенадцать тому назад. Их и так оставалось сотни две, вряд ли больше. И когда старейшины позвали, все маринеры ушли вместе с ними. У чистокровных очень сильно развито… ощущение друг друга, что ли, они связаны энергией не только со своими кораблями, но и между собой. Гораздо сильнее, чем полукровки вроде папы или меня. Улетели куда-то, никто не знает, куда.
– И она, твоя мама, оставила твоего отца и…
– …и меня. Да. Но, понимаешь… ты не думай о ней плохо. Это было правильно, я так чувствую. Она любила меня, но ей было надо. Да я уже и не сержусь, скучаю. Меня сейчас гораздо больше другое волнует.
– Что?
– Папа. Он военнообязанный. Как и все корабелы старше восемнадцати. Он сказал, что его могут призвать. Джей, у тебя ведь отец военный, он что- нибудь говорил про войну? Как там? Будет она, не будет? Или правительство договорится с Зенором?
– А вы разве можете воевать? – удивился Джером. – На своих фрегатах? Я думал, у вас даже оружия нет, вы перевозками занимаетесь и торгуете.
– Можем, – нехотя, как показалось Джею, ответила Эсфирь. – Раньше, когда на Данте жили одни маринеры, между ними было много битв. Пиратство и все такое. Корабелы на многое способны, просто нас слишком мало для войн. Так что там с Зенором?
Джей задумался.
– Отец мне писал, но он редко обсуждает работу с семьей. Эвакуации пока не намечается, значит, наземных действий не ждут. Если что-то и будет, все решится в космосе. Пока вроде тихо. Чезаре, правда, считает, что Зенор с недели на неделю объявит нам ультиматум. А он все-таки в курсе высокой политики.
– Кто такой этот Чезаре? Ты уже второй раз его упоминаешь.
– Мой знакомый, старше меня. Журналист.
Эсфирь потянулась, вставая.
