колись – скольких я угробил?
Наблюдатель молчал.
– Ну одну-то страну – уж точно в дребезги. Сколько у них война длилась? Десять лет? Двадцать? Или у них, как у нас при Союзе, – холодная война была? А тут я… – Сысоев хихикнул. – Страну угробил? Или больше?
– На этой планете единое правительство уже более пятисот ваших лет, – сказал вдруг Наблюдатель.
– Врешь… Как это – единое правительство? Как это – пятьсот лет? А кто же стрелял? Я тебя спрашиваю – кто стрелял? Ведь и по мне стреляли… и по тебе заодно… Что же это – гражданская война получается? Или как?.. – Сысоев растерянно посмотрел на собеседника. – Если бы война у них была гражданская, так руины, наверное, были, нет? Город же был целым, пока мы по нему не проехали… Да и то… Сколько там домов разрушили… Не, ты не молчи, сволочь, не молчи!.. Что это было?
– Мы не обязаны, согласно договору, сообщать вам подробности выполненной работы. Вы подрядились… – Наблюдатель произнес это слово с нажимом, – подрядились нажать кнопку за сто миллионов долларов в драгоценных камнях. Работа была вам предоставлена, вознаграждение за нее – выплачено. Даже налог мы взяли на себя, все сто миллионов остаются у вас.
– Но…
– И никакой информации. Извините. – Наблюдатель отложил салфетку в сторону и встал. – Я пойду, пожалуй, спать.
– Спать… – пробормотал Сысоев, глядя на закрывшуюся за Наблюдателем дверь. – И хрен с тобой! А я вот…
Но пить не хотелось. И есть – тоже.
Выбросят они свою хавку. Или в холодильник сунут. Сысоев никогда не видел, как убирают со стола. И как накрывают, готовят, хранят продукты – тоже не видел. Наверное, клепают они эти деликатесы из какого-нибудь дерьма… Из космической пыли. И ржут потом, видя, как Валерка причмокивает, лопая все это… изысканное…
Да и черт с ними! Можно и котлету из опилок потерпеть, дома вон тоже никогда не видел, что именно в колбасу на заводе кладут… Не видел, а слышал разное. Похоже на икру – значит, икра… Валерик зачерпнул рукой из мисочки золотистую иранскую икру, облизал пальцы.
Не было, говоришь, войны? На планете не было, так, значит, с другой планетой воевали. Вон, танки у них без колес и крыльев летали, в космос тоже, наверное, вышли. Вот и…
Тогда какого они друг друга мочили, Валера? Нет, правда, зачем? Друг в друга… Этот, водитель, он ведь мог не в висок себе шарахнуть, а в тебя, Валерик. Ты бы и мяукнуть не успел. Нет, возможно, Наблюдатель такой крутой, что шансов у водителя не было до тебя добраться, но мог же он, скажем, танк в дом вогнать. Ломаются ведь танки, горят и взрываются, ты же сам, Валерик, видел… А он себе в висок. Почему? Зачем?
И те, что в гараже… Один-то не выдержал, бросился на Валерика… Бросился или просто так побежал, обычай у них такой, чтобы не самоубийство, а чтобы кто-то из ближних помог… ни хрена, ведь один из тех, кто побежавшего убил, сам себя потом… и в зале, где кнопка…
– Какого хрена? – спросил Валера у своего отражения в ванной.
Он, оказывается, уже пришел в ванную, между прочим.
– Какого черта они творили? – Валера прямо в одежде стал под душ. – Они меня сами привели, а потом… потом сами же себя и… или я включил часовой механизм? И вот я лечу, пьяный в дымину, а шестеренки в часиках крутятся, стрелка подходит и – бац! Только на хрена? И зачем кого-то для этого звать? А может…
Валерик стащил с себя мокрую одежду, бросил ее на пол ванной, вытерся и пошел в спальню.
Камешки светились в полумраке, словно он приволок с собой кусочек того неба…
– В коробку, сволочи! – прикрикнул Валерик. – Сто миллимонов… миллионов не могут просто так валяться…
Коробку пришлось вынести в кабинет, чтобы отсветы не мешали спать. Хотя…
Уснуть сразу не удалось – в голову лез один и тот же вопрос, не отпускал, лупил в виски и подкатывался тошнотой к горлу. Что я сделал? Что я, суки, сделал?
Пальцем пошевелил, да? И все? Все. Пальчиком в вот так…
Сысоев лежал на кровати, глядя в потолок и повторял раз разом:
– Что? Что? Что?
К утру он, наверное, уснул, потому что вдруг оказался в кабине того танка, хлопнул по плечу водителя и спросил:
– Зачем меня привезли? Что за кнопка? Что?..
Водитель усмехнулся болезненно, вытащил из-за спины свою странную матово-черную пушку… скользкую очень пушку, Валерик попытался отобрать ее у водителя, но не смог – скользкая, никак не удавалось ее схватить и вырвать из руки… Вспышка, мертвое тело свешивается с кресла…
Потом Валерик вошел в гараж, а фигуры, стоявшие вдоль стен, вдруг пошли к нему, замкнули в кольцо… шли-шли-шли-шли… приближались к нему… в руках – клинки, осколки радужного неба… а потом, когда до Валерика оставался один шаг, все фигуры – без глаз, без лиц – разом подняли осколки неба и вонзили в себя… И рухнули. А за ними оказались еще безликие силуэты, а за этими – еще… кровь текла, поднялась по щиколотки Сысоеву, потом выше,
