– Не ешьте снег, – посоветовал он. – Он лишь обезводит вас и понизит температуру тела.
Хельвар рванул вперед, желая побыстрее подняться на следующий холм, чтобы увеличить расстояние между ними. Но забравшись на вершину, он встал как вкопанный.
Фьерданец повернулся и вытянул руки.
– Стойте! Вы не захотите…
Но было слишком поздно. Нина прикрыла рот руками. Инеж нарисовала в воздухе какой-то оберегающий знак. Джеспер покачал головой, а Уайлен закашлялся. Каз стоял как каменный, с непроницаемым выражением лица.
На утесе было разложено кострище. Те, кто совершили это, пытались развести костер в укрытии оголенных скал, но и их было недостаточно, чтобы защитить огонь от ветра. В обледеневшую почву было вставлено три столба, а к ним привязано три обгоревших тела. Их почерневшая, треснувшая кожа до сих пор дымилась.
– Гезен! – выругался Уайлен. – Что это такое?
– То, что фьерданцы делают с гришами, – ответила Нина. Лицо у нее было спокойное; она не отводила взгляда зеленых глаз с кострища.
– Так поступают только преступники, – отозвался Матиас, чувствуя, как у него все скрутило в животе. – Костры объявили незаконными с тех пор, как…
Нина вихрем метнулась к нему и резко толкнула в грудь.
– Даже не смей! – Она кипела, горела яростью так, что, казалось, вокруг ее головы засветился нимб. – Скажи мне, когда последний раз кого-то привлекали к ответственности за то, что он сжег гриша? Даже когда вам приходится усыплять своих псов, вы называете это убийством.
– Нина…
– А если на вас униформа, то убийство уже по-другому называется?
Тогда они и услышали стон, напоминающий вой ветра.
– Святые, – выдохнул Джеспер. – Один из них жив!
Звук раздался снова, жалкий и пронзительный, исходящий от обугленных останков справа. По форме тела было невозможно понять, мужчина это или женщина. Волосы сгорели, одежда прикипела к конечностям. Черные куски кожи местами отпали, открывая вид на оголенную плоть.
У Нины вырвалось рыдание. Она подняла руки, но те слишком сильно дрожали, чтобы пустить их в ход и прекратить муки несчастного создания. Она обратила взгляд, полный слез, на остальных.
– Я… Пожалуйста, кто-нибудь…
Джеспер опомнился первым. Прозвучало два выстрела, и тело замолкло навсегда. Парень вернул пистолеты в кобуру.
– Джеспер, черт бы тебя побрал! – прорычал Каз. – Ты только что объявил на всю округу о нашем присутствии!
– Они и так думают, что мы группа охотников.
– Нужно было позволить Инеж это сделать.
– Я не хотела этого делать, – тихо отозвалась девушка. – Спасибо, Джеспер.
Скулы Каза зашлись желваками, но он промолчал.
– Спасибо, – выдавила Нина. Она поплелась по мерзлой земле, разглядев тропинку среди снега. Девушка плакала, спотыкаясь на кочках. Матиас двинулся за ней. Тут было мало ориентиров, так что можно легко потеряться.
– Нина, ты не должна отделяться от группы…
– Это то, к чему ты возвращаешься, Хельвар! – резко произнесла она. – Это страна, которой ты так мечтаешь служить. Ну что, ты гордишься этим?
– Я никогда не сжигал гришей. Им дают справедливую возможность оправдать себя перед судом…
Она повернулась к нему – очки были подняты, и слезы застыли на щеках.
– Тогда почему еще ни один гриш не был оправдан вашим так называемым справедливым судом?
– Я…
– Потому что наше преступление в том, что мы
Матиас затих, а когда заговорил, то разрывался между стыдом от того, что собирался произнести, и необходимостью проговорить слова, на которых он вырос, слова, которые до сих пор звучали для него как истина:
– Нина, тебе никогда не приходило в голову, что, возможно… ты не
Глаза Нины загорелись зеленым пламенем. Она сделала шаг в его сторону, и он ощутил исходящий от нее гнев.
– Может, это вас не должно существовать, Хельвар? Такие слабые и хрупкие, с короткими жизнями и жалкими предрассудками. Вы поклоняетесь древесным феям и ледяным духам, которых никогда даже не видели, но стоит вам показать реальную силу, как вы пытаетесь искоренить ее.
– Не смейся над тем, чего не понимаешь.
– Мои «насмешки» оскорбляют тебя? Мой народ предпочел бы ваш смех, чем это варварство. – Выражение превосходства появилось на ее лице. – Равка
