— Жаль… лучше бы ненавидела.
Лихо все-таки обнял.
Поцеловал.
Зачем? Ведь ничего не исправить, и он принял решение… за двоих принял, ее не спросив… а если бы спросил? Она бы плюнула на все… на всех… даже если мама против, а она наверняка против… и Лютик вряд ли одобрит, но Евдокия сумела бы пойти против них.
На те же Выселки.
На Выселках, вблизи границы, все одно, кто твой сосед, лишь бы закона не нарушал. А Лихо на редкость законопослушный волкодлак.
— Не плачь, — попросил он, прижимаясь к щеке горячей же щекой. — Не надо. Я твоих слез не стою.
— Тогда уходи.
— Уйду.
— Сейчас уходи… — потому что еще немного, и Евдокия не отпустит.
В пустой комнате слышно было, как колотится сердце. Странно, что живо. И что она, Евдокия, тоже жива. Стоит вот, дышит, держится за спинку стула, потому что если руки разожмет, то упадет.
Больно.
— Вот и все, — сказала она, когда за спиной открылась дверь.
— Тебе так только кажется, девочка. — Лютик ступал беззвучно. Он подошел сзади, обнял, и Евдокия, как когда-то в детстве, вцепилась в него, уткнулась носом в грудь, задышала часто, сдерживая злые слезы. — Он вернется… я думаю.
— Зачем?
— Ты знаешь.
— Нет.
— Знаешь, знаешь. — Он погладил ее, и слезы все-таки прорвались. Она плакала тихо, часто всхлипывая, уже не думая о том, что взрослая и серьезная.
— Глупая, — всхлипнула Евдокия.
— Умная, конечно же умная. И он тебя любит.
— Откуда ты знаешь?
— Если бы не любил, думал бы о своей пользе, а не о твоей…
— Ты… — Евдокия отстранилась. — Ты подслушивал?
— Конечно, — без тени смущения признался Лютик. — Я ведь должен был знать, что он тебя не обидит…
Наверное. И смешно, и немного стыдно оттого, что Лютик слышал все.
— Дай ему время, Евдокия. — От Лютика пахло весенним лугом и еще, кажется, любимыми мамиными духами.
— Сколько?
— Столько, сколько понадобится, чтобы разобраться с собой…
— А мне что делать?
— Чемоданы собирать. Мы уезжаем.
— Куда?
— Для начала в Познаньск. — Он сам вытер заплаканные Евдокиины щеки.
— А дальше? — Что-то в тоне Лютика заставило Евдокию насторожиться. — Что-то случилось?
— Как сказать…
— Случилось, — сделала вывод Евдокия и нос потрогала. Вот наверняка распух. Глаза чешутся. А выглядит она и вовсе жалко… и самой смешно, не так давно Евдокии было плевать на то, как она выглядит. Ныне же… что изменилось?
Многое.
— Присядь. — Лютик подвел к полосатой банкетке. — Дело в том, что… нам придется уехать.
— Нам?
— Здесь Модесту не вылечат…
— Ей хуже? — Острая игла кольнула сердце.
А ведь Евдокия о маме и не вспоминала… привыкла, что у той всегда и все хорошо… страдает, слезы льет…
— Нет. — Лютик взял ее за руку. — Не хуже. Она не хочет ехать, но ваши медикусы со мной согласны. В Пресветлом лесу… будет легче.
Он потер переносицу.
— Мне разрешили вернуться домой… точнее, не разрешили, мне никто не запрещал. Но теперь я знаю, что меня рады будут видеть. Модесте
