Или странные.
– Еще один… примитивист?
…судя по плану, примитивист полнейший. Но не Лихославу его осуждать… в конце концов, может, этот неизвестный поклонник пытался оригинальность проявить.
– Голову запрокиньте. – Евдокия со вздохом отправила несчастный зонтик, не выдержавший столкновения с конскою мордой, в урну. – Аленка, помоги ему. Ощущение, господин офицер, что вам ни разу нос не ломали.
– А вам, значит, ломали регулярно?
– Дважды…
– Бурная у вас… жизнь, панночка Евдокия.
– А вы почаще появляйтесь… и у вас такая будет.
Лихослав лишь хмыкнул и наклонился, позволяя Аленке залечить раны… и почему-то горько стало, хотя видит Вотан, причин для горечи не было никаких.
Глава 9
О красавицах всяческих, а также пагубном воздействии женской красоты на мужской разум
В жизни всегда есть место подвигу. Главное, держаться от этого места подальше.
Во дворец генерал-губернатора панночка Тиана прибыла с некоторым опозданием, вполне намеренным, но оставшимся незамеченным. Сей особняк, стоявший на левом берегу Неманки и построенный еще покойным батюшкой нынешнего владельца, всерьез полагавшим, будто бы корона должна была достаться именно ему, роскошью своей и величиной бросал вызов королевскому дворцу.
Два крыла.
И четверка беломраморных единорогов, вставших на дыбы, парочка бледных крылатых дев, протянувших к мифическим тварям руки, химеры, прочно оседлавшие карниз. И две дюжины геральдических львов, разлегшихся по обе стороны аллеи. Над парадным ходом, поддерживаемый многорукими великанами, нависал каменный герб генерал-губернатора. Скалилась, встав на дыбы, королевская пантера золотого, яркого окраса, пламенело в когтях ее сердце.
Панночка Тиана поправила шляпку и, обратившись к лакею, пропела:
– Меня ждут.
Тот смерил гостью равнодушным взглядом, в котором, впрочем, на долю мгновения почудилось презрение. Ну да: кто она такая? Провинциальная панночка, пусть и прехорошенькая, но видно – беднее храмовой мыши. Саквояжик при ней легонький, старенький, если не сказать – древний. Кожа пошла трещинами, латунь поблекла, а рукоять его и вовсе обмотали шнуром. И одета просто, вроде бы и по моде, но видать, что платье это, чесучовое, досталось панночке или от матери, или от старшей сестрицы, перешивалось по фигуре, да как-то неудачно. Шляпка же, украшенная дюжиной тряпичных хризантем блеклого желтого колеру, выглядела вовсе ужасающе.
В общем, не тот панночка Белопольска человек, перед которым любезничать следует.
И лакей, дверь открыв, отвернулся, буркнув:
– Прямо.
Изнутри дворец поражал роскошеством. Золото… и снова золото… и опять золото, отраженное зеркалами. Пожалуй, и в знаменитой пещере Вевельского цмока золота было поменьше.
Провинциальная панночка застыла посреди зала с приоткрытым ртом. Позабыв о шляхетском гоноре, которого именно у таких вот обедневших особ отчего-то было с избытком, она вертела головой, разглядывая и высокие потолки, расписанные звездами и единорогами, и мраморные статуи, и мозаичные, начищенные до зеркального блеска полы. Панночка робела и стеснялась, и стеснение это было донельзя приятно провожатому ее.
Не торопил.
А саквояжик легонький – что в нем может быть, кроме смены белья и еще одного, столь же неудачного, нелепого платья? – держал двумя пальцами и на вытянутой руке.
– Ой как тут ми-и-иленько, – пролепетала незамужняя девица осемнадцати годов от роду, терзая пышные ленты ужасной шляпки. – Прям как у пана мэра! Нет, лучше даже! У пана мэра пять зеркал, а тут… тут больше. Дюжина, да?
Лакей фыркнул, уже не стесняясь.
Красавица? Пускай, но дура… обыкновенная провинциальная дура, которая сама не понимает, во что влезла. Ее было даже жаль.
Немного.
– Вас ждут, – позволил себе напомнить лакей. И девица ойкнула, прикрыла рот ладошкой…
…перчаточки тоже дрянные, чиненые.
