притом казаться выше.
Нахохлившимися голубками, держась за руки, сидели целительницы. Рядом держалась карезмийская княжна, смуглолицая, беловолосая, вырядившаяся в честь важного сего события в бабушкину кольчугу с золоченой росписью. Меж ног ее, весьма внушительных ног, примостилась боевая секира с полукруглым клинком. Время от времени карезмийка проводила по клинку белым острым когтем.
– А вот у нас в городе… – Себастьян поерзал, устраиваясь поудобней. Следовало признать, что козетка, невзирая на красоту, отличалась невероятной жесткостью, – женщины оружия не носят.
Карезмийка только глянула и плечами пожала.
– Это ритуальный топор, свадебный, – сказала светловолосая девушка в простого кроя синем платье.
Номер двенадцатый, внеконкурсный…
…а рядом с нею, вцепившись обеими руками в потертый портфельчик, к каковым испытывают неизъяснимую любовь приказчики всех мастей, сидела тринадцатая…
Неучтенная?
Нет, пожалуй, не красавица и близко, хотя личико миленькое, с чертами правильными, несколько резковатыми. Упрямый подбородок, курносый нос, на котором виднеется пара веснушек, широкие скулы и глаза серые, ясные, внимательные. Толстая коса через плечо переброшена, и время от времени девица отпускает портфель и косу поглаживает.
– Свадебный – это как? – Панночка Ядзита оторвалась от вышивки.
…темная канва и нитки, лиловые, синие, черные. Явно не лютики с маками она вышивает…
– Обыкновенно. Когда мужчина желает заявить о своих намерениях, он просит у девушки топор поднести. И если она согласна ухаживания принять, то протягивает вперед топорищем, а если нет – то клинком.
– Хорошо, что не обухом по лбу, – язвительно заметила Лизанька, которая держалась в стороне и вокруг поглядывала настороженно, с опаской.
Нет-нет, а взгляд ее задерживался на Тиане, и тогда Лизанька кривилась.
Знает? Евстафий Елисеевич дочь любит, но не настолько же, чтобы осторожность потерять…
…а если она? Ведьмак Лизанькину кандидатуру стороной обошел, а Себастьян не стал задавать лишних вопросов. Но сейчас сомнения ожили. Евстафий Елисеевич дочь любил, баловал и оттого не замечал, сколь капризна она…
Не повод.
И когда бы Лизаньке успеть с Хельмом связаться? Себастьян-то в доме познаньского воеводы бывал частенько, не хватало духу отказать начальнику в этакой малости, тем паче что Евстафию Елисеевичу самому не по душе были Лизанькины устремления. В доме сдобно пахло пирогами и ушицей из щучьих голов, до которой познаньский воевода был большим охотником, но никак не запретной волшбой.
…но все одно подозрительно.
– Если насильник, то и обухом можно. – Эльфийка повернулась к часам и вздохнула.
Половина одиннадцатого… и пусть запаздывает генерал-губернатор нарочно, следуя договоренности с Евстафием Елисеевичем, но ожидание утомляет.
– А вот у нас в городе, – сказала панночка Белопольска, терзая ленты на шляпке, – насильников нет!
И со вздохом добавила:
– Только воры…
Лент было множество, Себастьян нашивал их весь предыдущий вечер, пальцы иголкой исколол, но теперь мог с удовольствием сказать, что его шляпка выделяется среди прочих.
– Воры – беда, – согласилась эльфийка, одарив панночку Белопольску улыбкой. – У меня как-то на рынке кошелек вырезали…
– А у нас однажды в дом забрались. – Панночка Иоланта прижала пухлые ладошки к груди. – Страху было! Нет, нас, правда, в доме не было, мы аккурат на воды отправились… а вернулись! Батюшки-светы, все добро вынесли! Папенька велел сторожей пороть, а потом на рудники…
– За непоротых больше дают. – Тема рудников оказалась гномке близка. – Но все равно сейчас на каторжан цены упали… особенно если клейменые, по полтора сребня купить можно.
…интересно выходит. Официально рабства в королевстве не существует, а людей, оказывается, продать можно.
– А по-моему, это совершенно недопустимо – ссылать разбойников в шахты, – холодно произнесла панночка Эржбета. Голос у нее и тот оказался ледяным, лишенным эмоций. И только Себастьян открыл рот, чтобы поддержать ее, как панночка Эржбета добавила: – Они ведь могут оттуда выбраться.
– Мы ворам руки рубим. – Карезмийка щелкнула когтем по лезвию секиры. – И клеймо на лоб. Чтоб каждый видел, с кем дело имеет.
– Это жестоко! – К беседе присоединилась и Мазена Радомил. – Рубить. Клеймо… дикость какая! Вешать их, и все тут.
Красавицы задумались, не то о судьбе неизвестных разбойников, с которыми и вправду непонятно было, что делать, не то о собственных шансах на
