победу…
Первой к двери повернулась эльфийка, все же слухом она обладала удивительно тонким. И тронув соседку за плечо, сказала тихо:
– Идут.
А там уже и Себастьян расслышал шаги.
Его превосходительство, генерал-губернатор пан Зимовит доводились нынешнему королю двоюродным кузеном и родством этим гордились, впрочем, осторожно, в отличие от славных своих предков понимая, сколь опасна бывает подобная близость к трону. Прежде с паном Зимовитом ненаследному князю встречаться доводилось лишь единожды, на награждении, где генерал-губернатор лично надел на Себастьяна орденскую ленту, похлопал по плечу и сказал:
– И дале служите короне верно!
Сие высказывание встретили громкими рукоплесканиями, криками и тройным артиллерийским залпом. Пороховым дымом, к немалому неудовольствию присутствовавших на церемонии дам, затянуло площадь перед дворцом, а когда дым развеялся, то оказалось, что его превосходительство отбыли по срочной надобности, оставив гостей на попечение двух ординарцев…
Впрочем, та встреча была давней, и ныне пан Зимовит предстал в совершенно ином обличье.
Разменяв пятый десяток, он не утратил прежней своей привлекательности, и по праву крови ли, чина ли, но считался виднейшим кавалером королевского двора. Очами осемнадцатилетней панночки, которая ожила весьма некстати, Себастьян оценил и стройность фигуры пана Зимовита, и китель его парадный, томно перечеркнутый белою лентой, на которой поблескивала алмазами орденская звезда, и строгие суховатые черты лица, и само это лицо, по словам придворных хроникеров, «овеянное печатью благородства»…
И голос.
– Доброго дня, панночки, – гулким басом произнесли их превосходительство, кланяясь. Он приложился к ручке панночки Богуславы, стоявшей у самых дверей, и прикосновение это животворное, надо полагать, разом уняло и слабость и мигрень.
Прочие же красавицы, поднявшись со своих мест, поспешили поприветствовать хозяина дворца реверансами разной степени изящества.
– А вот у нас в городе, – не удержалась панночка Белопольска, – опаздывать на встречи не принято.
И хоть говорила она тихо, но была услышана и удостоена внимательного с прохладцею взгляда. Пан Зимовит отвесил еще один поклон и, одарив говорливую гостью улыбкой, произнес:
– Прошу простить меня за опоздание: задержали дела государственной важности…
Конечно же его простили.
…только панночка Мазена позволила себе скептическую улыбку…
Не верила?
Или презирала?
Ах, сложно до чего, непривычно все…
…а еще жесткая нижняя рубашка натирает, корсет жмет так, что дышать через раз приходится, и шелковый чулок, на котором Себастьян полчаса стрелку выравнивал, вновь перекрутился, съехал, сбившись под коленкой неудобными складочками.
– Присаживайтесь, панночки, присаживайтесь… будем знакомиться, милые панночки… меня, надеюсь, вы знаете…
Милые смешки были ответом: в самом-то деле, кто не знает генерал-губернатора?
– Пан Зимовит Ягайлович. – На ногах осталась стоять лишь безымянная девица с портфелем, которая разглядывала хозяина дома с искренним таким незамутненным любопытством. – Евдокия Парфеновна, полномочный представитель «Модеста»…
Прижав портфель локтем к боку, она вытащила из него слегка помятый конверт.
– Это доверенность, выданная Модестой Архиповной…
– Да, да, конечно. – Конверт пан Зимовит принял двумя пальчиками, чтобы тотчас передать лакею…
…а ведь не вызывал. Но лакей возник донельзя своевременно и с подносом.
Следят за комнатой?
Скорее всего… зеркала односторонней проницаемости? Панночка Белопольска повернулась к ближайшему и уставилась на свое отражение. Следовало признать, что отражение это было прехорошеньким…
…даже шляпка с лентами и цветами не портила его.
– Присаживайтесь, панна Евдокия…
– Панночка…
Красавицы фыркнули: в ее-то годах и не замужем? Та лишь плечиком дернула, похоже, вопрос был болезненным, хотя и не тем, на котором панночка Евдокия собиралась заострять внимание. Но, присев, она сложила руки на портфеле, а генерал-губернатор, откашлявшись, произнес:
– Рад приветствовать вас…
