в которой речь идет о тварях мифических, а такоже тяжкой жизни королей
По нынешним временам и самая прекрасная душа нуждается в грамотной упаковке.
Единорог косил лиловым глазом, и длинные белые ресницы его трепетали…
Клятая скотина строила глазки.
И кланялась, встряхивала шелковистой гривой, вздыхала томно, норовя повернуться профилем, который был по-своему хорош. Точеная морда с горбинкой, нервными ноздрями, рог витой, нежно-розового жемчужного оттенка. Шея лебяжья, гнутая. Ноги тонкие, копыта звонкие.
Нет, единорог, обретавшийся при королевском зверинце, был, вне всяких сомнений, прекрасен и красоту свою всецело осознавал, но это же не повод глазки строить!
…Себастьян был зол.
И голоден. Причем первое обстоятельство было прямым следствием второго. На завтрак, состоявшийся в половине седьмого утра – кто придумал сию пытку? – подали нежирный деревенский творог с ежевикой. По три ложки на красавицу…
Издевательство.
И примерка – еще одно… то стой, то сядь, то пройдись, то замри. И не так, а чтобы непременно в картинной позе и перед зеркалом, которое по утреннему часу глядело совсем уж недружелюбно. Швеи суетятся, но как-то странно, молча, согласованно, точно не люди – куклы ожившие… крутят-вертят, тычут булавками. Ленточки повязывают, бантики цепляют…
…Богуслава больше не мается головной болью, все еще бледна, но и только. И злится, дергает подол белого платья, требуя талию сделать на полпальца выше и вырез квадратным. Воротничок же убрать, с воротничком ее шея глядится короткой…
…Эржбета настаивает на том, что белый ей не к лицу. Она и без того бледна…
…Габрисия молча перебирает атласные ленты…
…ее платье расшито ромашками, тогда как собственное Себастьяново – незабудками…
Иоланта молчит, глядит в зеркало и улыбается сама себе, застыла восковою фигурой. И не сказать, чтобы бледна – на щеках пылает румянец, однако болезненный какой-то. Руку подняла, протянула, коснулась стекла и отдернула, сунув пальцы в рот, задышала часто.
…а запах гнили сделался явным. Он словно зацепился за край ее платья и коснулся кожи. И если так, то надо выводить ее… по-хорошему всех бы убрать из странного этого места, которое – Себастьян готов был поклясться – было небезопасно.
И Клементину тряхнуть, она знает правду. Или догадывается, но молчит. Клятвой крови связана? Или по иной причине? Когда думает, что ее никто не видит – хмурится, и в глазах появляется такая нечеловеческая тоска, что Себастьяна передергивает прямо, а он хоть и чувствительный по метаморфьей своей натуре, но всяко старший актор…
Что творится в Цветочном павильоне?
И как остановить это, не спугнув колдовку?
…которая из них? Вчера-то все чисты были. Оно и понятно, кому захочется с конкурса выбыть по пятому пункту Статута… отвела глаза, и думать нечего.
В общем, отнюдь не единорогом занята была голова панночки Белопольской.
– Ваша задача проста. – Клементина стукнула сложенным веером по ладони, звук получился донельзя резким, неприятным. – Пройти по красной дорожке к трону и поклониться его величеству, а затем вернуться. Первой будет Иоланта, затем – Эржбета…
…цветочный циферблат…
– Тиана… Тиана, ты меня слышишь?
– Да, панна Клементина. – Тиана очаровательно улыбнулась. – Конечно, я вас слышу. Я ведь не глухая! Вот у дядечкиной жены швагерка[18] имеется, так та глухая! Пень пнем, а никому-то не говорит! Приноровилась по губам читать, только все всё равно знают, что она глухая… а вы зачем спрашиваете?
– Просто так. Ты пойдешь последней.
– Почему?! Это из-за хвоста, да? Так его ж не видно совсем! Платье вон со шлейфой!
– Шлейфом…
– Вот с ним самым… шлейфом. – И панночка Белопольска шлейф приподняла, демонстрируя, что хвоста ее действительно не видно. – И чего?
Клементина демонстративно вопрос проигнорировала, только губы поджала. Надобно ей сказать, что с поджатыми губами она становится похожей на разобидевшуюся мышь… или не стоит?
Меж тем протрубили герольды, и резные двери распахнулись. Иоланте сунули в руки повод и подтолкнули на красный язык дорожки. Она шла, словно во сне, и, переступив порог, вдруг обернулась. В синих глазах ее, невозможно ярких, плескалось отчаяние.
…Эржбета единорога погладила…
