– Да? – с некоторым сомнением произнесла Эржбета, явно думая о чем-то своем. – Жаль… было бы очень романтично… наследник престола влюбился в простую шляхтенку…
– Еще скажите крестьянку…
– Горожанку… в простую горожанку. – В праве любви наследника престола к крестьянке фантазия Эржбеты отказала. – Они встретились случайно… его поразили ее невинность и красота…
Она замолчала, уставившись на веточку аспарагуса.
– Поразили, несомненно, – ядовитый голос Мазены раздался в тишине. – Но у него уже имеется невеста…
– Да?
– Переговоры ведутся, – поддержала Габрисия. – И договор будет подписан в самом скором времени… тогда народу и объявят…
…интересно, откуда у нее такая информация? Не то чтобы известие о скорой помолвке его высочества являлось такой уж тайной, но знали о предстоящем радостном – Себастьян подозревал, что радостным оно было не для всех, – событии немногие.
– И женится он, если не в нынешнем году, то в следующем…
– И что? – Ядзита вышивала, работала она сосредоточенно, но Себастьян опять же не мог отделаться от мысли, что и эта ее сосредоточенность – иллюзия.
В Цветочном доме иллюзий оказалось чересчур много.
– И то, что побудет она, – Мазена безо всякого стеснения ткнула в панночку Белопольску пальцем, – фавориткой, но только до появления законной жены…
– Не факт, помните княгиню Верховецку? Ей законная жена помехой не стала…
– Сравнили, – фыркнула Габрисия. – Где княгиня Верховецка, а где… подкозельска…
Лизанька хихикнула, Эржбета вздохнула, уронив веточку аспарагуса…
– Выставят ее из дворца, глазом моргнуть не успеет. – Габрисия подошла и, взяв Тиану за руку, сказала: – Не переживайте, дорогая, мы желаем вам только добра.
– Конечно, – широко улыбнулась Тиана. – Я же ж не круглая дура, я же ж понимаю… дядечкина жена тоже завсегда говорила, что мне только добра желает. А ежели б дядечка волю ей дал, засунула б меня в монастырь… там небось зла точно нету.
– Подумайте, что вас ждет. Год-полтора славы? Блеска? Дяде вашему отпишут пару деревенек, быть может, имение… вас выдадут замуж за придворного лизоблюда, которому тоже кинут кость, чтобы самолюбие раненое утешить… вы же получите королевское внимание.
– И королевские драгоценности… – заметила Богуслава. – Если вспомнить, что он дарил Анелии…
– Если вспомнить, что он остался должен казне после этих подарков, думаю, с новой фавориткой Матеуш будет вести себя скромнее. На последнем Совете ему вновь грозились содержание урезать, так что поостережется…
…до чего любопытное наблюдение. И вновь же верное…
– Так что не видать дорогой Тиане алмазов… аквамаринами обойдется…
– А вы и рады, – заметила Эржбета, недовольно оттопырив губку. – Вы, Габрисия, горазды злорадствовать…
– Разве я злорадствую? Мне кажется, я лишь объясняю, отчего не привлекает меня стезя королевской фаворитки…
– Или, дорогая Габи, ты делаешь вид, что не привлекает. – Богуслава села-таки, закинула ногу за ногу, точно позабыв, что подобная вальяжная поза менее всего подходит благовоспитанной девице. – В конце концов, королевская милость – это не только алмазы… власть куда интересней.
– Зачем ей власть? – Мазена уже не давала себе труда скрыть раздражение. – Она слишком глупа, чтобы этой властью воспользоваться.
Щелкнули белые пальцы. И колыхнулось отражение в зеркалах.
– В отличие от вас, Мазена? – тихо спросила Богуслава.
Ответа не было.
А вечером Себастьяна попытались отравить.
Ее величество перелистывали страницы газеты лопаточкой из слоновой кости, расписанной райскими птицами и виноградом. Держали они лопаточку двумя пальчиками, манерно отставив мизинец, и эта давняя, но неизжитая привычка королевы донельзя раздражала его величество. Впрочем, как и другая – в волнении оный мизинчик прикусывать.
Следовало бы сказать, что нынешним вечером его величество пребывали в настроении отменнейшем. Облачившись в домашний стеганый халат, король полулежал на подушках и курил. Он позволял себе вдыхать дым медленно, жмурился от наслаждения, чувствуя на языке табачную горечь, улавливая ее оттенки, и выдыхал, стараясь пускать колечки.
Порой его величество задумывались о чем-то своем, несомненно приятном, и тогда замирали, баюкая люльку в смуглой, не по-королевски крепкой руке.
– Ваш дым мерзко пахнет, – соизволила заметить королева, откладывая газету.
