…чтоб его…
– Нет, – сказала Богуслава, глядя со смесью раздражения и легкой брезгливости, которую она мужественно пыталась преодолеть.
Все-таки чешуйчатый супруг – не то, о чем она мечтала.
…но с чешуей или без, Себастьян Вевельский был всяко милей папенькиного делового партнера, человека состоятельного, степенного и весомых, пудов этак на десять, достоинств, которые он облекал в скучнейшие черные сюртуки. Вспомнив любезного жениха, который, к слову, уже вполне себя женихом ощущал и бросал на Богуславу весьма откровенные взгляды, она поморщилась.
Что за жизнь!
– Да, дорогая. – Себастьян прекратил чесаться и отлип от стены. Нетопыриные крылья его растопырились, задев изящный, времен Паулюса Чужака, столик. – Смиритесь, нет у нас с вами общего будущего. И не будет.
Он поднял крыло, пытаясь дотянуться острым коготком на суставе до шеи, второе же дернулось, сметая со столика фарфоровые безделушки.
– Извините.
– Да ничего страшного. – Богуслава пинком перевернула и ужасающего вида вазу, покатую, краснобокую, как яблоко, и расписанную золотыми птицами. Вазу, в отличие от безделушек, принесла с рынка Агнешка, не устояв перед этакою красотой…
…наверняка огорчится.
Но князю не выговоришь…
– Итак, на чем мы остановились? – Себастьян вазу, оказавшуюся чересчур прочной, чтобы разбиться от падения, поднял и переставил от себя подальше. – Во-первых, согласитесь, мы друг другу не подходим.
– Подходим, – возразила Богуслава. – Просто вы сопротивляетесь.
– Привычка.
…дурных привычек у него имелось немало, начиная с этой его безумной работы, которую ненаследный князь не желал оставлять. Однако Себастьян был строен, относительно хорош собой… особенно когда давал себе труд прятать хвост, и не имел обыкновения жаловаться на одышку, потницу или печеночные рези. Наверняка он не станет требовать, чтобы Богуслава питалась овсянкой, на воде сваренной, или диетическими кашками из протертых овощей, каковые готовили к визитам папенькиного партнера.
Нет, из двух зол выбирают меньшее.
Правда, нигде не сказано, что оно будет активное сопротивление оказывать.
– Во-вторых, лично я не вижу себя человеком женатым…
– Вы просто не пробовали.
– Не пробовал и не хочу, – отрезал Себастьян. – И вам не советую настаивать. Богуслава, сегодня же вы сообщите папеньке, что во мне разочаровались и видеть больше не желаете.
Еще чего! Папенька только рад будет. Небось мигом об обручении объявит… если не сам, то Агнешка постарается.
– Богуслава… – В голосе ненаследного князя прорезались рычащие ноты. А во рту – клыки куда более внушительные, нежели прежде… эпатажно, но клыками девушку, твердо настроившуюся на замужество, не отпугнешь. – Если у вас вдруг возникнет желание… продолжить ваши алхимические экзерсисы…
…чешуя исчезала, впрочем, на обоях, купленных Агнешкой, – видите ли, ее категорически не устраивали прежние: темно-синие, в узкую серебряную полоску, – остались залысины.
– …то подумайте, сколь обрадуется ваш отец обвинению в государственной измене.
– Что?
Шутит?
Отнюдь, князь выглядел настолько серьезно, насколько это возможно в драной рубашке и остатках жилета.
– Я старший актор Познаньского воеводства, – спокойно сказал он, поднимая с пола серебряную пуговку. – И приворот, отворот или же иные… воздействия, лишающие меня ясности мышления, классифицируются как преступление против интересов государства и короля… сиречь, измена.
И плечом дернул, сволочь…
Развернувшееся с шелестом крыло ударило по стеклянной витрине буфета, оставив на нем глубокую царапину.
– Вы собираетесь…
– Пройти освидетельствование у штатного ведьмака. – Князь накинул на плечи пиджак. – Думаю, он подтвердит мои догадки. А заодно и привязку на вас установит. Я ведь не ошибся, приворот был именным?
На крови.
И крови этой сцедили с полчашки. Богуслава поморщилась, вспомнив сию крайне неприятную часть ритуала, хуже только голубь, которого колдовка всучила Богуславе, велев держать крепко-крепко. Голубь не пытался вырваться, но лишь головой дергал, поворачивая к Богуславе то один, то другой глаз,
