твоим братом. Теперь же давай поговорим о перевале. Имей в виду: если хазары начнут отступать, не вздумайте их преследовать. Они любят заманивать в ловушки…
…Жара и вонь – неизбежные спутники битвы в этих проклятых богами краях. Взгляд Хельги скользил по трупам людей и лошадей, повисшим на острых кольях засеки. И еще мухи. Эти хуже всего. Привлеченные запахом крови, они роились, лезли в глаза и в рот. От них не спасал даже свежий ветер с моря. Крови было много…
Отступая, войско греков втянулось в плодородную долину вокруг Сугдеи. Со стороны Карши сюда можно было попасть через два горных прохода, и оба были перегорожены рогатками, за которыми стояли воины. Дальний от моря проход, где появление хазар было менее ожидаемо, занимала усталая фемная пехота, а ближний, через который шла прибрежная дорога, перекрыли русы. Прямо перед ними лежала узкая долина, изогнутая серпом. «Серп Марены», – сказал Перезван, впервые увидев это место. Теперь его замечание оправдалось в полной мере: Владычица Смерти вышла на жатву и собрала богатый урожай…
Слева тянулись желтые, крутые склоны горной цепи с плоскими как стол вершинами; там и здесь на них поблескивали шлемы греческих дозорных. Конному туда ходу не было, да и пеший пробрался бы не везде и с трудом. Справа же вдавалась в море громада серого утеса. Сразу за ним, подле устья мелкой речушки, дремали скутары русов, а сами они всей силой стояли на перевале.
Позади русской дружины расположился отряд греческих стрелков и стратиоты сотника Леонтия; вооруженные длинными копьями, они стояли чуть дальше по дороге. Им предстояло поддержать русов, если возникнет угроза прорыва. Выше, на пологом склоне утеса, расположились боевые машины, снятые с городских стен. Возле них суетилась прислуга, ополченцы из местных подтаскивали от стоящих внизу телег боевой припас: дротики, камни, тяжелые короткие бревна. Прежде эти орудия защищали гавань, но сейчас, когда ждали конницу, стратиг Кирилл решил взять баллисты и скорпионы оттуда и с их помощью превратить перевал в крепость.
Как и говорили полководцы, до подхода хазар оставался всего день. Назавтра после прибытия Хельги разместил свою дружину на перевале, оставив лишь два десятка сторожить лодьи, пленников и добычу.
– Слушай меня! – прокричал Асмунд, взобравшись на верхний уступ скалы. Хельги передоверил ему эту речь, поскольку произносить ее при помощи толмача счел неуместным. – Я помню, в Самкрае иные говорили, дескать, мы хазарам за наших дедов мстить пришли?
По рядам славянских «охотников» пролетел согласный гул.
– Вот завтра и будете мстить! – продолжал Асмунд. – Там в Самкрае были что – купцы да бабы, а те, что с оружием, только и мечтали, чтобы все поскорее кончилось и их не тронули. Теперь – иное дело. Идет на нас сам тудун из Карши и с ним всадники в бронях. И это – те самые хазары, которые ваших дедов гнули и притесняли. Теперь не они к нам, а мы к ним с мечом пришли. Докажите, что не зря вы за этот меч взялись. С тудуновой дружиной биться – это вам не купцов трясти и не девкам подолы задирать. Пусть хазары знают, что вы сами можете насмерть стоять, и тогда не только русов, но и славян-русичей бояться будут.
А назавтра, едва взошло солнце, как в дальнем конце долины поднялась туча пыли. Хельги смотрел как зачарованный; при его неплохом опыте он никогда еще не имел дела с конницей на широком открытом пространстве и не знал, как это выглядит. Туча приближалась и постепенно закрыла всю землю. Морской ветер сносил пыль к горам, так что и дальние склоны вскоре потонули в серо-желтом мареве.
Затем послышался тяжелый топот копыт, от которого содрогалась земля. Ближе, ближе, и вот уже в пыльной пелене замелькали темные силуэты всадников.
Пыльное облако доползло до подножия перевала и остановилось, медленно оседая. Стали видны ряды конных воинов, растянутых по дороге длинной змеей. Между ними и деревянными рогатками на перевале лежал пологий подъем длиной в несколько сотен шагов.
Вперед выдвинулась кучка всадников в блестящей на солнце броне. На вершинах островерхих шлемов вились по ветру пучки белого и черного конского волоса, знаменосец держал стяг из белых конских хвостов на длинной пике. Они смотрели на перевал, видимо, совещаясь.
Потом порядок конных распался, смешался и сложился в ряд, занимая всю ширину долины – в этом месте небольшую.
Хельги взмахнул рукой, отдавая приказ ставить стену щитов. Еще в Киеве славянские «охотники» выучили слово «скъяльборд» и теперь понимали его без труда. Тесно сомкнулись круглые щиты; один позади другого выстроились четыре ряда. Передние держали мечи и топоры; за их плечами встали копейщики и хирдманы с ростовыми топорами.
Русы ждали в напряженном молчании. Перед ними были не те перепуганные, растерянные горожане, с которыми им пришлось иметь дело в Самкрае: теперь им предстояло выдержать удар хорошо обученных и отлично вооруженных всадников, костяка каганова воинства. Тех самых людей, силой которых каганат на несколько веков подчинил себе десятки разных народов и даже какое-то время брал дань с полян и северян.
Хельги глянул на дружину Благожи, что стояла к нему ближе всех. На лицах застыло ожидание, сквозь решимость проглядывал сдерживаемый ужас. Поляне с Рупины видели перед собой то самое чудовище, о котором им еще в детстве бабки передавали услышанные от своих бабок страшные сказания. Не одно поколение полян гнулось перед этими закованными в железо гордыми всадниками. Осмелев, они сами пришли с оружием в логово чудовища и даже унесли кое-что из его сокровищ. Теперь оно догнало дерзких и собиралось покарать.
А Хельги, глядя на них, отметил: вот теперь мы и узнаем, чего вы стоите и выйдут ли из вас воины. На такую схватку киевский князь Ингвар, задумывая
