полотном в знак полного разрыва с миром живых.
Похищенная невеста нашлась в избе у тиуна. Но поговорить с ней не удалось: она молчала, лишь смотрела на него рассеянным взглядом, полным теней. Точно как у ее сестры – Кощеевой невесты.
Глава 4
– Я, Сфендослав, сын Ингора, великий и светлый князь русский, послал к вам, цари Константин и Роман, шестьдесят два корабля…
Ригор-болгарин читал, а Эльга слушала, подперев подбородок ладонью и кивая. В пергаментном листе, который болгарин держал на столе перед собой, было написано по-гречески, но он, читая, переводил на славянский, чтобы княгиня и будущие царьградские гости видели: все правильно. Сами гости сидели на длинных скамьях – принаряженные и важные, в цветных кафтанах с серебротканой тесьмой, будто прямо сейчас к кесарю идти, хотя отправка обоза намечалась только дня через три-четыре. У иных на шелковой груди блестели молоты Тора, у иных – серебряные кресты.
– Вилив – от Святослава, Богдалец – от Эльги, Озрислав – от Олега, – перечислял с листа Ригор торговых гостей, представлявших русскую знать. – Доброш – от Мистины, Гридя Бык – от Острогляда, Гевул – от Тудка, Валда – от Колфинна, Гримул – от Грозничара и Володеи, Миляк – от Честонега, Овсейко – от Себенега, Кривуша – от Добылюта, Гридя Лихой – от Лувины, Даниша – от Доморада, Надь – от Чабы. И общие гости: Бережец, Дагфари, Хислав, Волот, Лек, Лисма, Хватко, Гуляй.
Это повторялось дважды в год: хозяева отправляемых товаров и послы-гости, которые повезут их в Царьград, собирались в гридницу, сюда же приходил Ригор-болгарин, священник церкви Святого Ильи, чтобы составить грамоту по образцу прежних, перечислить всех присутствующих и чтобы каждый сам убедился: его не забыли. Те, кто не привезет княжескую грамоту или не будет в ней упомянут, на царьградские торги не попадет. Более того, таких задержат и посадят под надзор, пока греки пошлют к русскому князю и он определит, что за люди. Поручится, что они пришли с миром. А пересылка эта может и пару лет занять. Поэтому в травень месяц, в объявленный день, киевские бояре собирались в гридницу – к Святославу или чаще к Эльге, лучше знавшей пергаментно-чернильные дела, – приводили своих гостей-купцов и называли Ригору их имена. Эти уедут, а чуть позже начнут прибывать обозы из полуночных земель: от смолян, с Волхова, из Ладоги и Плескова. Их снова перепишут – кто от Турода, от Ингоря, Акуна, Станибора, Торара, Белояра, Видяты и Вояны, от Фасти и Даромилы, от Гуннара – и отправят вторым обозом, на смену первому. Все сразу не вместятся в царьградское подворье Святого Мамы.
Такой порядок установили более десяти лет назад, еще при Ингваре, заключившем этот договор с греческими царями. Ну а необходимость каждый год писать грамоту – по-гречески, чтобы греческие чины могли прочесть, – повлекла приглашение ученого человека, чтобы разумел и по-гречески, и по- славянски. Такие мудрецы водились в основном среди Христовых людей, служителей божьих. И коли все равно нужно держать в Киеве священника, Ингвар, довольный будущими прибытками, согласился и на постройку церкви. У послов-христиан торговля в Царьграде шла глаже и лучше, это заметил еще Вещий, и мыто их заметно пополняло княжью казну. Поэтому с тем же посольством прибыли двое: грек Дионис и болгарин Григор, или Ригор, как он сам себя называл. Ингвар махнул рукой: пусть славят своего Христа, лишь бы дело делали… Ригор тогда был совсем молод, но, когда пять лет спустя умер отец Дионис, принял его место.
Эти люди заметно облегчали непростое общение с царями. Из тех василевсов, с кем Ингвар заключал свой договор, с тех пор уцелел и остался у власти только Константин – ныне старший из двух соправителей. Тот прежний Роман, тесть Константина, чье имя в том договоре стояло первым, давно уже умер. Нынешний Роман – сын Константина, и его имя нужно ставить вторым. Ошибешься – грамоту не примут, послов-гостей с товарами не пустят и могут задержать «до прояснения дела». Поэтому на купцов возлагалась задача не упустить каких-либо изменений в Греческом царстве и своевременно донести.
Но вот всех перечислили, Ригор свернул грамоту и наложил свою печать – он имел особый чин, дававший такие полномочия. Потом Эльга наложила печать Святослава и вручила грамоту Виливу, главе дружины, тот спрятал в ларец. Дело сладилось, все перевели дух, христиане перекрестились. Эльга знаком велела тиуну подавать на стол – такое событие не могло обойтись без угощения.
В это время вбежал Святослав; Эльга, до того все глядевшая на дверь, прояснилась лицом. Грамоту она, как обычно и бывало, сама составила от его имени, но если бы он совсем не пришел, бояре и гости увидели бы в этом пренебрежение.
– Смолянский обоз идет! – с порога крикнул Святослав. – Может, еще с вами успеет!
– Не успеет! – Под удивленный гул Эльга покачала головой. – Мы уже грамоту написали и запечатали, людей и кораблей от Станибора там не указано. Своего череда обождут.
Отрок подал Святославу рог.
– За добрый путь! – Он поднял его на вытянутых руках, будто предлагая богам, окинул взглядом лица, отлил в очаг и после того приложился сам. – Дай вам Велес легкой дороги и прибытка, Перун – доброй погоды и обороны!
Эльга наблюдала за его немного размашистыми, исполненными силы движениями. Принимая рог, он будто сразу хватал конец той золотой нити, что соединяет людей и богов. Стоял теплый день конца весны, через открытую дверь лился свет, Солнцева Дева, шаля, кидала золотые свои косы в оконца, часто прорезанные по всей длине стены. И, будто опутанный ее прядями, Святослав стоял в луче – блестели его золотистые волосы, голубые глаза. Белая рубаха казалась сотканной из облачной ткани – рукоделья небесных прях-Судениц. Так идет по небу Ярила, в себе самом неся тепло, свет и зарождающуюся
