Девушка коснулась пальцами шляпы и улыбнулась. Она даже не запыхалась. Сутенер Весельчак подмигнул, закрыл пианино и вышел из зала.
– Итак, – промурлыкала танцовщица, медленно приближаясь к Валериану. Она поставила ногу на стул по соседству с бедром агента, – как же это будет, солдат?
– Слушай, – пробормотал Валериан, отчаянно пытаясь вернуться к задаче, которая его сюда и привела, – все это очень мило, но прямо сейчас мне нужно кое-что совсем другое.
Танцовщица коснулась пальцем подбородка:
– У меня есть еще уйма образов в загашнике. Просто скажи мне, о чем ты думаешь.
Он откинулся на спинку кресла, пытаясь увеличить дистанцию между ними.
– Я много о чем думаю. И у меня нет времени на это. Я пас.
Ее глаза удивленно распахнулись. Она убрала ногу со стула и встала перед ним. Тросточка и шляпа испарились в ее ладонях. Танцовщица быстро задышала, в ее больших глазах появились слезы, девушка начала дрожать.
– Тебе… тебе не понравилось мое представление?
– Нет! – Валериан вскочил на ноги, взволнованный тем, что девушка так расстроилась. Он совсем не хотел ее обидеть. К сожалению, его слова только еще больше расстроили ее.
– В смысле, да, – отчаянно заявил агент, пытаясь успокоить танцовщицу. – В смысле, очень, очень понравилось! Ты была потрясающа!
И это была чистая правда. Валериан никогда в жизни раньше не видел выступления гламопода.
Ее полных губ коснулась легкая застенчивая улыбка, и Валериан облегченно вздохнул.
– Я начала выступать в очень раннем возрасте и научилась своему ремеслу в самых лучших школах. Я могу сыграть кого угодно, что угодно.
В голове Валериана промелькнула череда крайне неудобных сценариев.
– Я… эм… я в этом не сомневаюсь.
– Ну, – поправилась она, или не заметив, или проигнорировав его замешательство, – всех, за исключением Нефертити. Я все еще совершенствую этот образ и не готова его показывать. Но я доведу его до ума!
Она внимательно уставилась на него:
– Позволь угадать: а ты относишься к классическому типу парней, не так ли? Если хочешь, я знаю наизусть всего Шекспира. Или могу декламировать Мольера. А как насчет поэзии? Ты любишь поэзию?
Она сократила и так небольшую дистанцию между ними и обвила своими нежными руками шею Валериана.
– Эм… конечно, – пробормотал Валериан.
– Рембо?[7] Китс?[8] Верлен?[9] – продолжала она.
Валериан совсем растерялся. Он ни черта не смыслил в поэзии.
– Сложный выбор, – выдавил он из себя.
Во рту у него было сухо как в пустыне. Он не мог оторвать взгляда от бездонных темных колодцев, какими казались ее глаза.
Одной рукой она поигрывала с его затылком, затем ее наманикюренные ногти легонько впились ему в кожу.
– Я боюсь поцелуя, он пчелиный укус, – шепотом продекламировала она, – днем и ночью влачу я страха тягостный груз [10]…
А затем танцовщица перевоплотилась в Лорелин, вызвав у Валериана целую вереницу эмоций.
– Я боюсь поцелуя, – прошептала она.
Валериан ошеломленно уставился на нее. Как она догадалась? Это же была Лорелин, настоящая до последнего кончика ее темно-блондинистых волос, изгиба ее губ. Даже запах ее тела был безошибочно, определенно Лорелин.
И она была в его объятиях. Она хотела его, ее глаза широко распахнуты, а губы слегка приоткрыты. Все, что ему было нужно сделать, – это наклонить голову, обнять ее и притянуть к себе.
Валериан коснулся ее талии. Затем одним плавным движением он выключил режим невидимости своего бластера и приставил его к виску «Лорелин». Ее голубые глаза распахнулись от удивления.
– Хочешь, я скажу тебе, что у меня реально на уме? – холодным, почти жестоким тоном поинтересовался Валериан.
Фальшивая Лорелин отшатнулась в ужасе и начала кричать. Она снова сменила форму, но в этот раз превратилась не в прекрасную женщину. Танцовщица кабаре превратилась в бледно-синюю желеобразную прозрачную массу. Существо размахивало тремя лишенными костей трепаными ручками, а два огромных, чуть более голубых, чем все остальное тело, глаза быстро моргали. Когда гламоподы испытывали страх, они принимали свою настоящую форму.
– Эй! – воскликнул Валериан. – Прекрати кричать!
