естественно, нагишом, кто бы сомневался.
Алэк у меня на руках очень радуется виду духовничьей попы, показывает на нее пальцем, вяньгает и пытается произнести ее название. На звуки из кухни высовывает голову Кир с понимающей ухмылкой.
– Привет, – говорю я, огибая тело в гостиной. – Давно ты любуешься этой инсталляцией?
Кир уже привык, что не понимает половину моих слов, так что даже не переспрашивает, а так, догадывается из контекста. Только мимолетом хмурится.
– Я встал, когда солнце скалу осветило, это где-то час после рассвета. Ну и не стал его трогать, мало ли, может, духовникам так положено.
– А где Азамат-то? – усмехаюсь я.
– Снаряжает унгуц. Собирался после этого вас будить, у меня тут уже и завтрак готов.
– Тогда подержи-ка братца, пойду Алтошу тормошить.
Духовник, понятно, побудке не рад, а когда осознает, в каком виде я его застала, принимается шипеть и фыркать, и занимается этим до самого завтрака. Впрочем, Кирова стряпня его несколько утихомиривает, и, если бы Азамат с Киром весь завтрак не переглядывались и не обменивались намеками про щеки и персики, Алтоша мог бы и совсем успокоиться.
Алэка мы решаем взять с собой: Арон так и не почтил нас своим присутствием, а мелкий настроен благодушно и не занимает много места, к тому же очень любит летать. Конечно, приют – не лучшее место, куда можно съездить с младенцем, но если его не вынимать из унгуца, то это не так важно.
Утречко выдалось безоблачное, и скоро мы уже парим над разверстыми красными пастями Короула, рассматривая шныряющих мимо птиц и щурясь от сверкающего внизу снега. Даже Алтонгирел временно перестает листать книжку и немножко смотрит в окно. Алэк радуется, ползает по сиденью и пытается стянуть у духовника жезл – еще бы, такая погремушка! Алтоша, впрочем, к детям на удивление терпим и даже не ворчит, хотя жезл убирает.
– Мне-то не жалко, – объясняет он расстроенному Алэку, – но такие вещи никому нельзя трогать, кроме владельца. Даже такому очаровательному зайчику, как ты!
Я тщетно пытаюсь сохранить покер-фейс, тем более что Кир на переднем сиденье давится смехом так, что заплевывает лобовое стекло. Азамат с ухмылкой достает из бардачка целлюлозную салфетку и протягивает ему.
– Вытирай.
А Алтоша продолжает громовое сюсюканье, не обращая ни на что внимания. О своей книжке он вспоминает, только когда Алэк начинает просить есть и спать, уже в видимости Сиримирна. Когда я приступаю к кормлению, духовник поворачивается всем телом так, чтобы по возможности сидеть ко мне спиной, сгибается в три погибели и утыкает нос в экран читалки, однако от моего взгляда не укрывается пунцовый цвет его ушей.
Мы снижаемся неподалеку от здания приюта. Азамату приходится тщательно маневрировать, потому что из дома высыпает орава детей, и все они под хриплые крики Гхана так и норовят залезть под брюхо садящемуся унгуцу. Я понимаю, конечно, что унгуц – это интересно, но и инстинкт самосохранения какой-то должен быть.
Сам Гхан тоже спешно ковыляет к нам на своей деревяшке, вытаращив глаза так, что иная сова позавидует. Азамат с Киром выпрыгивают за борт первыми, потом я, оставив крепко спящего Алэка в дорожной колыбельке, а следом – величественно – Алтонгирел.
– Что?! – в ужасе выкрикивает Гхан вместо приветствия, и я уже безо всякого дара предсказания знаю, что он скажет дальше. – Обратно привезли?!
Азамат хохочет и приобнимает смущенного Кира за плечи.
– Не-эт, еще чего! Этого я, раз нашедши, не отдам. Нет, мы тут просто проведать вас решили, посмотреть, как вам живется при новом порядке, гостинцев привезли…
Лицо Гхана меняется нарочито, как в мультике, из удивленного в напуганное, и в итоге замирает с выражением едва примаскированной паники.
– В смысле, э-э, проверочку нам решили устроить?
– И это тоже, – невозмутимо басит Азамат. – Я же должен следить, на что уходит бюджетное финансирование.
Меж тем дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более-менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утепленные штаны, многие не застегнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей-то, а остальные по-прежнему ничьи.
– Вот, видите, зимнюю одежду закупили, – поспешно отчитывается Гхан. – И провизию кое-какую… Изволите откушать? Вы уж простите, Ахмад-хон, прошлый раз-то я вас не признал…
– Откушать у нас с собой, – прерывает Азамат. – Да что мы тут на улице стоим, пойдемте в дом побеседуем?
– Э-э, там… дымно… – мнется Гхан. – Печка топится…
– Отчего ж дымно-то? – удивляется Азамат.
Гхан нервно жует губу и молчит, так что Кир объясняет за него:
