– Там пол просел, и у печки труба до потолка не достает, вот и дымит.
– Так вам надо ремонтников вызывать, – кивает Азамат.
– Да, обязательно, вот найти бы только честных людей…
Гхан продолжает лепетать о сомнительности нравов худульских строителей, а я замечаю, что Алтонгирел как-то настороженно вертит головой.
– Ты чего? – пихаю я его.
– Тут кто-то есть, – угрюмо шепчет он в ответ.
– Тут около сотни человек, – замечаю я.
Он только отмахивается и продолжает нервно рассматривать окружающий пейзаж, только что ушами не шевелит.
Кир тем временем решает проявить себя как организатор и обращается к старшим:
– Ребят, давайте хоть костерок разведем, там у кострища сесть можно, им же надо где-то поговорить… – Он кивает на Азамата с Гханом.
– Че, самый главный тут теперь? – цедит невысокий мальчик с разбитой губой.
– Нет, – пожимает плечами Кир, – куда уж мне. А мясо мы можем и с собой увезти, раз тут жарить не на чем.
Его расчет оправдывается – при слове «мясо» парень сглатывает и решает отложить выяснение отношений на потом.
– Слышь, Чубарый, давай костер разводить! – кричит он в сторону сараев.
Из ближайшего высовывается рыжий веснушчатый и сильно раскосый парень, видимо, детеныш горца. Видуха та еще, я понимаю, почему горцы считаются некрасивыми.
– Чой-то, – отзывается Чубарый, – дрова лишние завелись?
– Мясник мясо привез, – ухмыляясь поясняет парень с разбитой губой. И оборачивается к Киру с победным видом.
Кир поджимает губы и явно сдерживается, чтобы не врезать.
– Ты, Мухортик, дыру-то прикрой, я ведь и приласкать могу, – шипит он.
– Ой-ой! – пугается Мухортик и отходит на два шага, оттаскивая за рукава хихикающих товарищей. – Вот щас обещанное-то и сбудется!
– Заткнись, баран! – шепотом рявкает Кир, оглядываясь на Азамата. Тот в нескольких шагах от нас занят разговором с Гханом и смотрит в другую сторону, ничего не замечая.
Я чувствую себя довольно неловко: в чем суть конфликта – не понятно, и вроде надо бы ребенка поддержать, но и чтобы его не задразнили потом маменькиным сынком.
– Давайте только без драк, – хмуро требую я наконец. – Лучше наоборот, если кто приболел или ушибся, вставайте в очередь к унгуцу, я целительница, всех полечу.
– Чур, я первый, у меня вот губа! – выкрикивает Мухортик (не знаю, правда, это имя или обзывательство), тыча пальцем в болячку.
– К унгуцу, – киваю я.
Мухортик только заносит ногу для спринта, как Кир хватает его за локоть.
– Стой. Первой пойдет Зеленуха, мы ради нее сюда прилетели. Где она?
– О-о-о-о! – тянут несколько глоток. – Так ты любовницу свою спасать приехал?
Я морщусь, ожидая фонтан эмоций, но Кир реагирует на удивление спокойно: корчит рожу и переспрашивает:
– Так где?
– Не знаю, если до конюшни доползла, то там, а нет, так по дороге в снегу валяется, – пожимает плечами Мухортик.
– Все, кто лечиться, к унгуцу, – мрачно говорю я. – Младшие пойдут первыми.
Мой энтузиазм по поводу спасения несчастных сирот как-то улетучился.
Кир времени не теряет и уже скачет по глубокому снегу за угол, туда, где проходит кратчайший путь от дома к сараям. Я, неловко приподняв полы диля и шубы, хрупаю за ним. Исследовав дорожку, Кир исчезает за скрипучей дверью одного из сараев и тут же снова высовывается оттуда.
– Здесь!
Я без энтузиазма протаптываю траншею в том направлении.
В сарае чудовищно воняет навозом, аж глаза слезятся. Проморгавшись в темноте, я различаю двух небольших и очень мохнатых лошаденок и стог сена, у подножия которого светится Кирова кислотная куртка. Попытка дышать в этой газовой камере приводит только к приступу кашля.
– Тащи ее в унгуц, – выдавливаю я. – Тут ничего не видно.
И выскакиваю на улицу дышать.
Кир появляется через минуту. Как истинный джентльмен, он отдал свою куртку даме, но на большее его не хватило: даму он несет через плечо, как мешок с картошкой. Ладно, дольше будет жонглировать, он-то по снегу бегает быстро, это я плетусь.
– Это та девочка? – спрашивает Азамат, когда я прохожу мимо. Они с Гханом движутся в ту сторону, где непоцарапанные дети разводят костер.
– Она самая, пойду печальных осматривать.
