– Мы можем поговорить сейчас? – спрашиваю я у Натали. – Что-то мне неуютно.
Признание облегчает душу – но не делает ситуацию проще. Натали дарит мне тяжелый взгляд, который чуточку смягчается впоследствии – или так только кажется?
– Что ты хочешь сказать, Саймон?
– Я не знал о Вилли Харт, правда.
– Что не знал?
– Она такой же мужчина, как я балерина. Но ведь с первого взгляда не поймешь!
– Может, следовало подойти поближе.
– Я же не говорю, что она не похожа на женщину. Конечно, похожа! – судя по лицу Натали, в слова эти я вкладываю чересчур много энтузиазма. – Я про ее имя. Я не знал, что укороченное «Вилли» расшифровывается как «Вильгельмина». В статье на это указаний не было, клянусь.
– Многовато на сегодня клятв, не находишь?
– Ну, не так уж, – я представляю себе эти слова в виде интертитров и продолжаю: – Я же поверил Марку? Надеюсь, и ты мне поверишь.
– Почему ты не сказал мне, пока был там?
– Хотел рассказать обо всем с глазу на глаз.
– Я предпочла бы услышать это от тебя, а не от моих родителей. Они все подали так, будто это какая-то грязная маленькая тайна, которую стыдно озвучить при мне.
– Но в этом нет никакой тайны. Они все сами нашли в Интернете.
– Откуда ты… – Натали запинается. – Ты уже говорил с ними об этом, как я понимаю?
– Было дело.
Она трясет головой, словно избавляясь от лишних слов.
– Можешь сказать как есть?
– Ну да, говорил. Они сделали все возможное, чтобы выковырять из меня признание.
– Признание в чем, Саймон?
– Да ни в чем! – говорю я, отгоняя от себя воспоминание о трех голых девицах с лицами весельчака Табби Теккерея. – Есть что-нибудь еще, о чем ты хочешь узнать?
– Как она тебе?
– Как профессионал – вполне себе, – я поспешно добавляю: – Время, проведенное не за просмотром фильмов ее дедушки, уходило на ее рассказы о нем и его карьере.
– Бедняга, – качает головой Натали, но в тоне ее голоса больше насмешки, чем жалости. – Ты, наверное, и спать-то там не ложился.
– Да нет, славно подавил подушку.
Натали идет к двери, и я боюсь, что снова ляпнул что-то не то, но она говорит:
– Именно к подушке меня сейчас тянет. Ты не единственный, кому тут нужен сон.
– Прости. Я не думал, что ты так вымотаешься, волнуясь из-за меня.
Она замирает, положив руку на дверную ручку.
– Скорее Марк, чем я.
– Что ж ты сразу не сказала! Что с ним было?
– Надеюсь, он просто скучал по тебе. Постоянно просыпался и ворочался. Когда я спрашивала, что его так беспокоит, – не говорил. Надеюсь, это уже прошло, – выходя за дверь, она тихо добавляет: – Я рада, что ты вернулся. Что-то я отвыкла быть одной.
– Я скоро приду к тебе, – обещаю я, поворачиваясь к компьютеру. – В душ схожу после тебя, хорошо?
– Конечно. Спасибо.
Она запирается в ванной, и я лезу проверять свой тред. Плеск воды в раковине, надо полагать, глушит любой шум из комнаты, но я все-таки прижимаю руку ко рту – чтобы не выпустить из глотки лишнего. Хватка выходит настолько сильной, что ногти заполучают все шансы оставить кровавые лунки у меня на щеках. Такова моя реакция на новое сообщение Двусмешника.
Я уменьшаю окно браузера до предела и не восстанавливаю его до тех пор, пока не слышу щелчок выключателя в спальне Натали. К этому моменту я достаточно осмелел, чтобы отнять ладонь от больного лица.
Другие посетители ИМДБ успели оставить еще несколько случайных мнений насчет нашей с Двусмешником перепалки:
Сообщение же Двусмешника гласило следующее:
