ведущей из города, на университетскую узкоколейку.
– Так куда еще ты меня хотел отвезти в прошлый раз?
Он нажимает на клаксон, и я пытаюсь как-то истолковать этот ответ, но потом понимаю: адресован он не мне, а стайке девушек в костюмах эльфов- помощников Санты. Когда они остаются далеко позади, исчезая даже из зеркала заднего вида, он поясняет:
– Сюда вот.
– Не понимаю.
– В университет. Держу пари, ты не знаешь, как с ним связан Табби.
Он преподносит мне это столь восторженно – по крайней мере, для его обычных манер, – что мне не хочется умалять его триумф:
– Расскажи мне.
– Не такой уж ты и крутой исследователь, хоть и в колледже учился, а? Быть может, эту твою книгу стоило написать мне. – Пока я думаю над тем, сколько еще подколов с его стороны смогу спокойно вынести, он добавляет: – Именно там он начал свое превращение в Табби.
– Стал устраивать свои первые шоу?
– Можно сказать и так. Вот увидишь. Он оставил все свои записи.
– Материалы учебного курса? Ну да, это было бы очень кстати.
– Говорю же: сам все увидишь. Умираю – хочу посмотреть на твою реакцию.
Дорога, пролегающая между индийскими ресторанчиками, становится загруженной. Какие-то странные люди в хлопающих на ветру красных нарядах и в скособоченных красных же цилиндрах нетвердой походкой пьяных туристов идут нам навстречу. Когда ресторанчики заканчиваются, дорога ведет мимо больших домов с не менее внушительными палисадниками, и ровно на середине мы разворачиваемся прямо посередь плотного движения и стрелой проносимся между парой зубчатых стальных ворот. За ними – церковь. Заброшенная, если я правильно понимаю – погост явно разровняли, чтобы получилась парковка. В свете уличных фонарей тени от голых деревьев падают на фасад из простого белого камня, на окна из цветного стекла. Внутренний двор занят добрым десятком автомобилей – Трейси приходится объехать церковь, чтобы подыскать местечко. Потянув за ручной тормоз, он сообщает:
– Лучше поторопиться. Опаздываем.
К тому моменту как я захлопываю дверь с громким скрипом, он уже взбирается на крыльцо, украшенное какими-то нечитаемыми плакатами, и тянет на себя дверь часовни. Мы заходим внутрь.
– А вот и он! Наконец-то! – кричит нам какая-то женщина.
Может быть, она имеет в виду меня – раньше я ее уже видел. Закутанная в шаль и увешанная цыганской бижутерией, она еще больше, чем прежде, напоминает гадалку. Узнаю и других присутствующих – луноликого билетера у входа в «Сент-Панкреатит», человека с заспанными глазами страдающего бессонницей, черепахоголового торговца плакатами, типа, чьи брови будто бы съела моль, бесцветную женщину с волосами, собранными в пучок.
– Какого черта, Чарли? – тихо спрашиваю я. – Где я?
– А ты как думаешь? На нашей рождественской сходке.
Возможно, он сказал
– С Рождеством, Чак!
– А вот и еще один из наших!
– Почетный гость!
Увы, никто не признает меня, когда я выхожу следом. Выбрав стульчик в первом ряду у левой стены, я предпочитаю до поры играть роль анонимного зрителя – но вот Трейси объявляет:
– Кто-нибудь из вас, смеянцы, слышал о Саймоне Ли Шевице?
По аудитории проносится явно недоуменный ропот:
– Лишенец? Какой-такой лишенец?
– Ли-Ше-Виц, – по слогам произносит Чарли, указывая на меня. – Лучший из молодых британских кинокритиков, так сказать. Сегодня он – наш почетный гость! Он расскажет нам о раскопанных собственноручно фильмах с Табби Теккереем!
– Сельдереем? – переспрашивает какая-то женщина – должно быть, в шутку.
– Величайшим забытым актером немых комедий! Вы о нем, наверное, и не слышали!
– Кто-то спрашивал о нем на ярмарке в Лондоне!
– Это был я! – заявляю я во всеуслышание, и оборачиваюсь навстречу их единогласно пустым взглядам. Человека, бросившего последнюю реплику, я так и не опознаю.
– В любом случае, я сказал достаточно, – объявляет Чарли. – Теперь вам предстоит услышать по-настоящему опытного, компетентного специалиста!
