Он быстрым шагом отошёл от нас, завернулся за угол и скрылся с виду. А я так и продолжил стоять с раскрытыми глазами. Пытаясь осознать то, что только что произошло. Уловив на себе насмешливый взгляд охранников, я попытался встрепенуться. Однако этого не понадобилось, за меня это сделал сильный хлопок по плечу в исполнении Павла.
– Знаю, с непривычки и полвины его слов не понимаешь. Но ничего, смысл вы уловили, по взгляду вижу, так что пошли за ним. Переправлять вас будем.
Я обернулся на своих товарищей. По выражению их лиц (хотя выражение лица Гоши теперь мало изменялось – мимика плохо функционировала после обморожения) я понял, что они тоже были достаточно удивлены быстроте только что произошедшего.
Взгляды двух дежурящих у дверей парней преследовали нас до самых перил, однако когда мы скрылись за ними, на нас уставилась другая пара глаз: Руслана Кирилловича и некого мужчины, такого же, как и он, возраста, стоящего рядом с ним.
– Это они и есть? – хрипло спросил мужик.
– Ага. Возьмешь? – бойко спросил заместитель.
– А что ж не взять, ручной привод за меня потягают – мне только лучше, – улыбнувшись, сказал тот.
И тут меня как током ударило. Не у кого, ни у Павла, ни у тех двух молодых охранников, ни у одного жителя этой станции, ни у хранителей подступов к станции, ни даже у этого живого, быстрого старичка Руслана не было того, что я заметил в глазах того старика, который, наверняка, был старше всех ранее упомянутых людей. Я заметил в его глазах искру, ту самую, которую так старательно рассматривал у всех. Ни у кого её не было, а у него была. И главная, она была отнюдь не тлеющей, она горела, неистовствовала своим пламенем. Делая всё вокруг ярче и светлее, не только для её хозяина, но и для окружающих его людей.
– Присаживайтесь, люди добрые, – развернувшись, весело сказал он.
Мерный стук колёс медленно катящейся дрезины почти тонул в звуковом фоне копошения, распластавшемся вокруг.
В унисон раскачивая ручной мускульный привод, я с Гошей сидел напротив дремлющего Антона, с улыбкой на лице слушающего музыку (вот почему он так кипешевал), и расслабленно курящего грубую самокрутку старика с живыми глазами. Его, кстати, звали Герасим: услышав имя, Гоша недобро ухмыльнулся и с неким призрением посмотрел на его хозяина – единственная странность, которая не нравилась мне в нём (в Гоше то есть).
Сидел он, старик, в пол-оборота к нам. Блаженно смолил бумагу с табаком, глядя прищуренными глазами прямо напротив себя: на тюбинги тоннеля. Вокруг сновали люди. Их жилища располагались по бокам от нас – как и говорил нам Павел. Их было не много, отнюдь. Однако в этом мраке, что воцарился здесь, внутри туннеля, и который, конечно же, не мог разогнать слабый свет редких сорокаваттных лампочек, человеческие фигуры виднелись крайне плохо, так что следовало быть как можно более осторожным и внимательным. Потому и ехали мы довольно медленно: старик сказал, что такими темпами мы доберёмся до Автозаводской только через минут 10-15, кстати, только услышал данные цифры, Антон достал наконец свои наушники с плеером и отдался своему любимому занятию.
– Ну что, мужики, как оно? Держитесь? – вдруг спросил Герасим, продолжая смотреть строго вперёд. Но спустя секунды две после фразы он всё- таки оглянулся на нас.
– Как сам видишь, – слабо, растрескавшиеся щеки не позволяли большего, ухмыльнулся Гоша.
– Ха, я слеповат стал, поэтому может чего и не замечаю… Никого сменять не надо, я подмогу? – развернувшись к нам полным корпусом, поинтересовался старик.
Огонёк в его глазах чуть поутих, однако он всё равно чувствовался, что не могло не радовать.
– А чего это ты? Староват ты, по-моему, для такого, – сказал неожиданно прямо Георгий. – Вон лучше Антоху разбуди, вот он поможет.
– Аха. Да что я буду, молодняк от сна отрывать? Пусть спит себе.
– Ого, “молодняк”… Вон, Санёк у нас тоже, тогда, “молодняк”. Но почему-то его ты за привод посадил. А? – начал приколупливаться к словам мой напарник.
Всё, теперь его было не остановить.
– А он сам этого хотел, – всё с той же улыбкой, пропуская нахальный тон сквозь уши, проговорил Герасим.
– О как. И с чего же ты это взял?… – Гоша говорил всё это, чуть наклонив голову и смотря больше на рельсы, чем на собеседника. Однако изредка бросать на него подспудный, недобрый взгляд, припорошенный борзой, из-за обморожения слабой, ухмылкой, он тоже не забывал.
– По глазам вижу. Как?... Поживешь с моё – поймёшь. Но одно скажу точно: отвлечься ему надо, другим чем-нибудь заняться, а то мыслями важными загоняется. Но оно и понятно, если подумать, куда он едет, – старец сказал это медленно, вкладывая некий смысл в каждое слово.
Затем, как только мы выехали из тьмы и вступили в кратковременное владение света, он поглядел на меня и с доброй улыбкой подмигнул. Я тоже заулыбался.
– А чего это вы оба своими полугнилыми отростками отсвечивать стали? – приподняв голову, недобро поинтересовался Гоша: голос Герасима,
