Призыв

Чей-то фонарик – возможно, Вудса, возможно Росситера – осветил две темные сморщенные формы, наполовину спрятанные за неровными ножками трона. Сью инстинктивно поняла, что осветил фонарик, еще до того, как узнала фигуры. Это были Кори и Анна.

Нет, подумала она, страстно желая, чтобы свет фонарика куда-то переместился. Ей было ясно: происходит то, чего хотел монстр.

Вот почему он привел их сюда.

Но лучи фонариков не переместились, освещая две почерневшие фигуры. Еще один луч фонарика – на этот раз Бьюфорда – присоединился к двум другим. Теперь стало очевидно, что фигуры были мертвыми, нагими и женскими. Лицо женщины было непристойно прижато к промежности девочки.

– Твоя жена. Твоя дочь.

Шепот слышался ниоткуда – и отовсюду. Рич перестал поворачивать зеркало.

– Нет! – крикнула Сью. – Не слушайте его!

– Пастор Уиллер высосал их кровь, выпил ее всю. Сначала он трахнул их. Девочка ему особенно понравилась.

Рич закричал. Это должно было быть слово, предположительно «нет», но крик был гораздо мощнее. В нем звучало какое-то первобытное отрицание; гортанный крик, рвавшийся из самых глубин души. Бахт гва выскользнуло у Рича из рук, и из тьмы появился капху гирнгси, выйдя в лучи фонариков в тот момент, когда зеркало упало на землю и разбилось. Так сильно, как только мог, Рич бросил свое копье в монстра, но оно ушло в сторону и бесполезно упало на пол.

Уиллер уже напал на него. Он схватил Рича за голову, и оба они упали на пол под ноги Сью, в то время как Роберт, Вудс, Росситер и Бьюфорд бросились на помощь. Рич и Уиллер катались по полу, по осколкам разбитого зеркала. Пастор пытался стащить нефритовое кольцо с пальца Рича, отгибая назад палец и ломая его.

Один из нас умрет.

Пусть это будет не Рич, думала Сью, но она не была уверена, что это ее мысль. Она не была уверена ни в чем. Все это сбивало ее с толку, происходило слишком быстро. Как в фильмах про наркоманов, снимавшихся в 60-е годы, все было как-то не в фокусе, неожиданно высвечивалось в свете вспышек под странными углами, в отраженном осколками бахт гва свете. Сью смутно понимала, что бабушка говорит с ней, кричит на нее, но среди других криков не могла услышать, что именно она говорит.

Капху гирнгси стоял перед ними и выглядел точно так же, как на видеозаписи; его ужасающе древнее детское лицо было искажено ненавистью и каким-то болезненным ликованием. Его белая кожа, похоже, фосфоресцировала, причем свет исходил изнутри тела и не был отраженным светом слабых лучей фонариков.

Крики Рича становились все сильнее, и гнев в них сменялся болью. А потом крики вдруг стихли в тот момент, когда на фонарик в руках Сью хлынула какая-то теплая жидкость. Проповедник укусил Рича в шею, прокусил артерию, и теперь тщетно пытался пить бившую из артерии кровь.

Росситер и Бьюфорд оттащили визжавшего Уиллера от бьющегося в конвульсиях Рича. Не произнеся ни слова, ни звука, Роберт всадил свое копье проповеднику в грудь так глубоко, как только мог, а потом навалился на него всей тяжестью своего тела, чтобы копье вошло еще глубже. Уиллер перестал визжать, его глаза выпучились, кровь хлынула из раны, проделанной копьем, и из его все еще открытых губ. Казалось, пастор думал: это неправильно, это не то, что должно было случиться.

Сью повернулась к капху гирнгси и выставила вперед свое копье, смутно осознавая, что ее бабушка делает то же самое. Вокруг царил хаос: никто не знал, что делают другие. Они все умрут.

Росситер стрелял. Он пронес с собой пистолет, несмотря на то, что бабушка Сью ясно велела этого не делать, и теперь стрелял в капху гирнгси; звуки выстрелов больно били по ушам, заглушая крики и вообще все другие звуки. Первая пуля пробила дыру в животе у монстра, и на несколько миллисекунд через нее сочилась красная жидкость, но потом рана затянулась кожей, будто ее вообще не было. Вторая пуля попала монстру в глаз. Там появилась на пару мгновений красная дыра, но глаз почти сразу появился снова. Другие пули, попавшие монстру в лоб и грудь, нанесли ему раны, которые тоже почти сразу же исчезли.

Вудс опустился на одно колено и согнулся над Ричем, прижимая к полу его дергающееся в конвульсиях тело.

Сью посветила своим фонариком на капху гирнгси. Возможно, он играл с ними. Возможно, как и предположила бабушка, монстр желал, чтобы о его существовании узнал весь мир. Возможно, ему было просто скучно и захотелось приключений. Каким бы ни был изначальный мотив монстра, решившего заманить их сюда, теперь он уже не играл. В его глазах светилось некое демоническое намерение, а злобное лицо было исполнено решимости.

И все же он напуган. Сью поняла это, поняла сразу, ясно и отчетливо. Это было прозрение или откровение – не что-то такое, что она открыла или обнаружила рационально, не то, о чем догадался ее мозг; ее просто внезапно озарило так, будто она всегда об этом знала.